сообщения. С одним и тем же текстом: «Позволь мне с тобой поговорить!»

В понедельник в полдень я получила ответ. На старый дедушкин мобильный, который в день рождения стал для меня самым лучшим подарком.

«Оставь меня в покое. Не желаю больше тебя знать», — вот каким он был.

24. Четыре недели и новое чувство

Похолодало.

Часто шли дожди, однажды даже выпал град.

Мы написали первые контрольные по математике и английскому.

На танцевальных занятиях мы разучивали самбу и рэгги.

Фабио меня избегал, Салли заболела.

Мама снова вышла на работу.

Ее живот стал еще больше.

На новом снимке мой братишка сосал большой палец. Папаю нравилось имя Паоло, маме нравилось имя Рафаэль.

Начались осенние каникулы.

Фло уехала в Дюссельдорф к Эрику, своему отцу.

Папай свозил меня в приют для животных.

Там появились два новых пони, а у моей козы Белоснежки скоро должны были появиться козлята.

Вивиан Балибар испекла яблочный пирог, а я каталась верхом.

Закончились осенние каникулы.

В начале ноября у мамы был день рождения, и папай приготовил ее любимое блюдо: спагетти с омаром.

Для меня приготовили фасоль, и я немного поела.

Я узнала новое чувство — любовную тоску.

25. Вечер с Антоном и второе увлечение Салли

Первым человеком, с которым я заговорила о своих чувствах, была Салли. Само собой, мама с папаем пытались меня утешить, и друзья тоже изо всех сил старались меня отвлечь. Но о том, что я чувствую, я не могла рассказать даже Фло. Она сердилась на Фабио и считала, что все это из-за него. Зачем ему понадобился этот поцелуй, если он знал, что у меня есть друг?

Я же себе места не находила, особенно, когда видела Фло с Солом. И, кажется, моя подруга поняла, что я впервые не хочу с ней говорить о том, что со мной происходит, и от этого ей было особенно грустно.

В понедельник снова начались занятия, а в среду после занятий в танцевальной студии Салли спросила, не хочу ли я в субботу побыть с ней и с малышом. Правда, время она назначила позднее, но сказала, что вызовет для меня такси. Мне, конечно, хотелось, и родители разрешили.

Оказалось, что Антон и его мама живут всего в одном квартале от дома отца Алекса, и я сначала расстроилась, но когда в шесть позвонила в дверь их квартиры, мое сердце впервые за последнее время снова ожило.

Дверь открыла женщина с длинными рыжими волосами. На руках у нее был Антон в полосатом комбинезончике. В руках у него была пустая бутылочка от чистящего средства «Мистер Проппер», в которой болтались деревянные бусинки. Антон то и дело встряхивал ее, и бусинки в бутылочке весело гремели.

— Это его любимая игрушка, — сказала мама мальчика и, улыбаясь, протянула мне руку. — А ты, значит, суперняня? Рада с тобой познакомиться. Салли много рассказывала о тебе. Я рада, что ты поможешь ей посидеть с Антоном. Как тебя зовут?

— Лола, — ответила я, и мне стало стыдно за свое дурацкое объявление.

Мама Антона оказалась очень милой. Ее звали Луиза Хоффманн. Рыжие волосы и бесчисленные веснушки делали ее ужасно похожей на повзрослевшую Пеппи Длинный Чулок. Она велела называть ее Луизой и сообщила, что собирается сходить с подругой в кино, а потом чего-нибудь выпить.

— Ужин Антона — в кухне, — сказала она. — А вы можете разогреть себе пиццу. Салли знает, где что находится. Я вернусь до двенадцати, но если что-то изменится, позвоню. Договорились?

Салли взяла Антона и подошла с ним к окну. На улице Луиза обернулась и помахала нам, а Салли взяла ручку Антона и помахала ею в ответ.

— Мама, мама, — залопотал Антон, но, кажется, не особенно расстроился.

— И давно ты за ним присматриваешь? — спросила я.

— С четырех месяцев, — сказала Салли. — Сначала с ним постоянно сидела Луиза. Потом я возвращалась из школы и присматривала за ним, пока она работала.

Я огляделась в гостиной. Она была очень тесной, и повсюду были книги. Они лежали на полу, на письменном столе и на полках, которые занимали всю стену от пола до потолка.

— А кем работает Луиза?

— Она профессиональный читатель, — ответила Салли.

— Ага, — пробормотала я с таким видом, будто профессиональный читатель — самая распространенная профессия. И все-таки хотелось бы знать, что это означает.

Салли улыбнулась, будто прочитала мои мысли.

— Профессиональный читатель помогает писателям, — объяснила она. — Проверяет факты, обсуждает, что можно было бы еще написать, дает советы по развитию сюжета.

— Дада, — сказал Антон и уронил бутылочку с бусинками на пол.

Слова Салли меня удивили. Я всегда любила книги, но я совершенно не представляла, как работают писатели. Оказывается, у них есть советчики!

Мы отправились в кухню, чтобы накормить Антона. Для него было приготовлено картофельно-морковное пюре. Папай тоже готовит мне такое, когда я болею. Малыш уплетал за обе щеки — наверно, здорово проголодался. У него уже было пять зубов вверху и три внизу, и каждый раз, когда я вынимала ложку у него изо рта, он похлопывал ручкой по столу, словно просил меня поторопиться. Когда он поел, мы отнесли его в кроватку.

Над его маленькой кроваткой висела игрушка: луна, звезды и три маленькие овечки. На потолке были голубые обои с овечками и облаками. Овечки прыгали по облакам, и когда мы уложили мальчика на пеленальный столик, чтобы переодеть, он начал что-то рассказывать этим зверушкам на своем детском языке.

Салли показала мне детские трусики-подгузники и подробно рассказала, как их менять. Когда Антон начал брыкаться своими пухлыми ножками, я разглядела его арахисовый стручок, вспомнила, как мы говорили об этом с Алексом, и на мои глаза снова навернулись слезы.

— Что с тобой? — спросила Салли, когда я одела Антона в пижамку и уселась с ним в кресле-качалке. Глаза у него уже закрывались, свою пустышку он сосал все медленнее. — Ты очень грустная в последнее время.

— Любовная тоска, — тихо ответила я.

— Понимаю, — Салли взглянула на меня с сочувствием.

Больше она ни о чем не спрашивала, но из меня вдруг полились слова. Я рассказала, как мы с Алексом познакомились, и о том, что он вместе со своей маман живет в Париже, а его отец — в двух шагах от этого дома, и, наконец, о том, что случилось после празднования моего последнего дня рождения, и что написал Алекс в своей первой и последней эсэмэске.

— И ты хочешь оставить все так, как есть? — неожиданно