— А что я могу поделать? — нахмурилась я. — Он же ясно сказал, что не хочет меня больше видеть.

— Он не имел права так говорить! — резко ответила Салли. — Хотя я и не думаю, что это было сказано всерьез. Он, конечно, очень обижен. Если бы ты действительно его обманывала, это было бы еще понятно. Но ведь он даже слова тебе не дал сказать. Так не поступают! Дождись, когда он снова приедет. Сделай так, чтобы он остался с тобой наедине, и добейся, чтобы он тебя выслушал.

— Я, пожалуй, не доживу до этого момента, — вздохнула я.

Но слова Салли все-таки подействовали. Мне было грустно. Я чувствовала себя совершенно беспомощной. Разочарованной. Но не сердитой. И уж на Алекса я точно не сердилась. И понимала, что Салли права. Алекс не позволил мне объяснить, что случилось на самом деле, и мне хотелось чувствовать себя обиженной. И еще в одном Салли была права: Алекс написал свою эсэмэску не всерьез. Вероятно, у меня еще оставался шанс.

Я погрузила кончики пальцев в кудряшки Антона и начала массировать ему кожу на голове, как часто делал папай. Антону, похоже, эта процедура нравилась не меньше, чем мне. Его дыхание стало спокойнее и глубже, веки опустились. Иногда он приоткрывал глаза и начинал сосать пустышку, но вскоре окончательно уснул. Он был таким спокойным, и имя Антон ему очень подходило. Интересно, мой братишка будет таким же славным?

Когда я уложила малыша в кроватку, зазвонил мобильник Салли. Она выскочила из комнаты, а когда вернулась, сразу же склонилась над кроваткой, чтобы убедиться, крепко ли спит мальчик. Мне стало немножко грустно, что больше ничего не нужно делать. Может быть, мы с Салли посмотрим фильм. Или еще поговорим. Или потанцуем.

— Лола, я… — Салли прочистила горло. — Я хочу тебя кое о чем попросить. Ты сумеешь управиться с Антоном, тем более, что он уже спит, и, я уверена, еще долго не проснется. Мне только что позвонил друг. У него проблемы, и ему нужна помощь. Я подумала…

С улицы донесся звук клаксона. Салли бросилась к окну. Подняла руку и помахала.

— Я выйду ненадолго, — обернулась она ко мне. — Луиза не вернется раньше половины двенадцатого, а я буду максимум через час. Ладно?

Я сглотнула. «Нет», — подумала я, но произнесла совсем другое:

— Да, конечно.

— Супер! — просияла Салли. — Лола, ты настоящее сокровище!

Она чмокнула меня в щеку, схватила куртку, и через секунду дверь за ней захлопнулась.

Я подошла к окну. У подъезда стоял мотоцикл. У молодого человека, который сидел на нем, в руке была банка пива. Он допил ее и поставил пустую жестянку у подъезда.

Я подумала — уж не с алкоголем ли проблемы у друга Салли? И меньше всего он походил на человека, который нуждается в срочной помощи. Когда Салли появилась на тротуаре, он поцеловал ее, шлепнул по попке и протянул ей шлем. Салли бросила взгляд наверх, но я успела спрятаться за шторой. И вдруг вспомнила слова Гарсиэллы, сестры Фабио: у нее проблемы с другим увлечением. Мы тогда говорили о Салли, и когда я поинтересовалась, что же это за другое увлечение, Гарсиэлла ответила: «Самое неподходящее для молодой девушки».

В следующую минуту мотоцикл с молодым человеком и Салли уже скрылся из виду.

Мы остались вдвоем с Антоном.

26. Вечер вопросов о детях

Хочу дать один совет: если вам встретится фея, готовая исполнить любое ваше желание, будьте поосторожнее! И обращайте особое внимание на формулировки, а то выйдет, как у меня: желания-то исполнятся, но в результате получится сплошная каша.

Именно это со мной и произошло, причем без всякой феи! Я хотела стать няней. Я хотела, чтобы нашлись родители, готовые доверить мне своего малыша, чтобы я поняла, каково это — быть старшей сестрой маленького брата. Фло посчитала эту идею безумной, мои родители заявили, что я еще слишком мала, Гарсиэлла спросила только: а кто же позволит ребенку присматривать за ребенком?

И что из этого вышло? Я получила ровно то, чего хотела: оказалась один на один с маленьким мальчиком. А заодно со страхом, сосущим под ложечкой, и кучей вопросов в голове.

Что делать, если Антон вдруг проснется и расплачется? Что, если у него поднимется температура или разболится животик? А если начнется понос? Или все сразу?

Я то и дело заглядывала в комнату, чтобы убедиться, спит ли малыш. Пока что он спал. Лежал в своей кроватке, перевернувшись на животик. В доме было тихо.

Я побродила по квартире Луизы, выпила стакан воды, съела кусочек холодной пиццы, снова заглянула к Антону, включила телевизор и направилась к книжным полкам. Столько книг сразу я видела только у бабушки в магазине. Половина из них были детскими. Я нашла «Братьев Львиное Сердце», «Приключения Эмиля из Леннеберги» и «Пеппи Длинный Чулок». Там же стоял толстенный справочник для молодых родителей. Именно то, что мне нужно. Скрестив ноги, я села на пол и раскрыла книгу наугад. Через полторы минуты я вскочила на ноги, схватившись за голову.

Глава, которая начиналась на этой странице, называлась так: «Внезапная детская смерть».

Уже с первых строк у меня застучало в висках.

Внезапной детской смертью называют случаи, говорилось там, когда малыш неожиданно и без видимых причин умирает во сне. Дальше я прочитала: «В Германии внезапная детская смерть по-прежнему остается наиболее частой причиной гибели малышей на первом году жизни». А чуть ниже было сказано: «Существует ряд факторов риска, среди которых наиболее значимым является сон на животике».

Мысленно я обратилась к Антону, который лежал в своей кроватке именно так.

Когда я вошла в его комнату, ноги у меня отнимались от страха. Тишина казалась зловещей. Такой зловещей, что сердце у меня в груди затрепыхалось, как перебуганный колибри.

Я склонилась над кроваткой. Головка Антона была повернута набок, так что я могла видеть его закрытый глаз, крыло носика и уголок рта. Я наклонилась как можно ниже и прислушалась. Дышит ли он? Ничего не слышно.

Я положила руку на спинку малыша. Чуть-чуть нажала, постучала кончиками пальцев по улыбающемуся солнышку на его пижамке. Тут меня бросило в жар.

Я схватила Антона за плечо и легонько потрясла. Он никак не реагировал. Я затрясла сильнее. Ничего! Спит… а вдруг это тот сон, после которого не просыпаются?

— Антон! — закричала я. — Проснись! Проснись, пожалуйста! А-а-а!

И тут он открыл один глаз. Потом дрогнул уголок рта. Антон перевернулся на спину, внимательно посмотрел на меня