– Да? – хмыкнул Тай. – Что-то не очень верится после того, что ты делала.

– Я? А что я делала?

– Убивала налево и направо, а вчера обглодала мертвецов в заброшенном ангаре.

Глаза Люры вылезли из орбит.

– Мертвецов?? – повторила она. – О… ак…

Нактара отпрянула вглубь клетки, кажется, её рвало.

– Люра, – окликнула Осока.

– Да. Прости, – она вновь подошла к передней стенке. – Это точно я сделала? Мы не едим мёртвых.

– На телах следы твоих зубов. Эй, эй, не надо. Попей ещё.

– Благодарю, – она вытерла пасть передней лапой. – Тогда плохо. Если я сошла с ума, меня обязательно нужно убить, я буду опасна.

– Мы разберёмся. Я найду биолога или врача, и всё выясним.

Врач отыскался в пересадочной зоне, да какой! Осока сразу узнала эту женщину: во время войны она работала помощницей у рилотского сенатора Орн Фритаа. Её трудно было не запомнить. Во-первых, летан, то есть, твилек с красным цветом кожи, сам по себе большая редкость. Во-вторых, Ветте Лестин происходила из древнего джедайского рода времён Ревана, хотя, к сожалению, и не имела связи с Силой. Насколько помнила Осока, Лестин оставила должность помощницы, чтобы завершить медицинское образование, и вот теперь стала дипломированным эпидемиологом. Осоку Ветте не вспомнила, да и мудрено бы: вот так вблизи они виделись всего два или три раза, а у Осоки в те годы ещё и рожки-то толком не выросли. Джедайка и не стала ничего говорить твилеке. Да, ей ужасно хотелось поболтать по душам, вспомнить те времена, общих знакомых, но… за последние годы осторожность не раз и не два спасала ей жизнь и вошла в привычку.

Нактара безропотно позволила взять у себя образец шерсти и кровь. Пока доктор Лестин колдовала над извлечённым из кофра портативным анализатором, Осока спросила Люру:

– Как ты вообще оказалась на этой станции?

– Работала в цирке. Делала всякие трюки. Зрители считали, что я просто животное, и очень восторгались. Потом старый хозяин умер, владельцем стал его племянник. Он решил, что хищный зверь на арене будет смотреться интереснее. Заставлял рычать, огрызаться, изображал укротителя. Противно. Я ему сказала, он меня избил. Я убежала. Пробралась на грузовое судно и попала сюда. Сначала хотела подкараулить другое судно и улететь… потом… не знаю. Почему-то плохо помню.

– Вот, значит, как. А что же ты ела? – поинтересовался Кауди.

– Грызунов. Их много внизу. Невкусные, а что поделать? Но разумных я бы всё равно есть не стала, наши обычаи запрещают.

– А как мы тебя поймали, помнишь?

– Не помню. Помню, что очень боялась, а где была, и было это вчера или раньше – нет.

– Наверное, ты просто больна. Не волнуйся, сейчас всё выясним.

– Выясним, выясним, – пробормотала Ветте. – Так, ну, биологические показатели будут позже, но уже сейчас понятно, что посторонней фауны в крови нет. Возможно, и был какой-то вирус, тогда это покажут антитела и токсины. Но… кажется, всё гораздо проще. Глядите.

Кауди с Осокой столкнулись рогами, заглядывая в экран анализатора, на котором мигала жёлтая надпись.

– Продукты распада… чего? – переспросил Тай, прочтя.

– Микоалкалоида три – пятнадцать – пятьдесят шесть – пять – девять. Вещество растительного происхождения, продукт жизнедеятельности гриба.

– Третья группа – это наркотики? – уточнила Осока, вспомнив биологические дисциплины, что преподавали им в Храме.

– Точно, – кивнула Ветте. – У приматов оно вызвало бы галлюцинации, а ей полностью подавило сознание. Остаётся выяснить, где она наелась этой плесени.

– Люра, ты слышала? Могла ты где-то съесть что-нибудь с плесенью?

– Нет. Может быть только… Внизу нет воды, приходилось слизывать с труб теплообменников, а там растёт что-то наподобие грибов. Грызуны тоже так делали и не кидались друг на друга.

– Думаю, у них не развита та часть мозга, на которую действует наркотик, – заметила Осока. – Всё же, это более простые организмы.

– Надо взять образцы гриба, – Ветте подошла к Люре. – Возможно, потребуется лечение последствий отравления.

– Я могу быть опасна? – опять забеспокоилась Люра.

– Вряд ли, речь, скорее, о привыкании, и то не факт.

– В таком случае, может, мне можно помыться? Ужасно грязная, в мехе, должно быть, насекомые завелись.

Осока отключила замок и решительно отодвинула дверцу:

– Конечно, идём.

– А я найду местного… авторитета и потолкую с ним, – сказала Ветте, сворачивая анализатор.

– И что я Вам сделал? Почему именно мне и такой праздник?? – воскликнул «основной», услышав её претензии.

– Сообщить в Имперскую Карантинную службу? – ласково предложила твилека.

– Всё, всё, кто ж Вам спорит! Уже иду к Большому Папе.

Через час весь персонал станции был, согласно местной терминологии, поставлен на уши, переподчинён доктору Лестин, и началась тотальная дезинфекция. Наёмники с весёлым интересом наблюдали, как техники в мыле драят служебные уровни, а Ветте, проверяя качество работы, приговаривает:

– Я вас научу Родину любить! А то заросли грязью по колено, причём, вниз головой.

Местные ворчали, но драили. Успевая обсуждать между собой строгого эпидемиолога. Кауди выпал в осадок, подслушав такой диалог:

– Как хочешь, Ёма, а эта хвостоголовая – чистая зверь! И кто такой у неё в семье был помешан на чистоте?

– Сдаётся мне, Моля, все разом. Но ты видел, какая фигура? Я ей готов всю жизнь прибирать нашу с ней квартиру!

– Она тебя на половые тряпки сдаст, гигант половой.

– Готов хоть тушкой, хоть чучелом.

– А вот и мы! – сказала, подходя, Осока, а рядом с ней… Кауди протёр глаза. Неужели то самое лохматое и грязное существо неопределённого цвета, которое они изловили накануне, и которое недавно поили водой?? Длинный воздушный мех был дымчато-серого цвета с лёгким оттенком цвета морской волны, более тёмный на ушах и между ними, на плечах и конечностях. При каждом шаге Люры по бокам пробегала едва заметная рябь, от которой то возникали, то исчезали размытые вертикальные полосы. Расчёсанная грива не мешала оценить размеры треугольных ушей. Хвост, по-кошачьи длинный, был опушён гораздо сильнее и чем-то напоминал хвост гигантского муравьеда с Гризмальта.

– Красота-а… – восхищённо протянул Тай. – Трудно поверить, что это всего лишь маскировочный окрас.

– На контрастном фоне я очень выделяюсь, а вот в траве и тумане… – сказала Люра. – Поэтому нас зовут дьяволами и призраками.

Обедать Люру усадили за общий стол. Соответственно её анатомии установили низкую подставку, на которую она и уселась, сложив задние ноги по-звериному и подперевшись средними. Передние конечности нактары лапами назвать не поворачивался язык. Они были устроены почти как у больших обезьян. Настоящие руки! Она и опиралась при ходьбе на них по-обезьяньи, на вторые фаланги пальцев, подгибая первые с когтями назад и вверх. Кстати, к удивлению наёмников, вторая пара лап у неё также оказалась хватательной, хоть и менее ловкой, и лишь задние конечности почти утратили возможность что-либо брать, большие пальцы на них были сильно атрофированы. С каждым часом, проведённым в обществе команды, нактара говорила всё лучше, видимо, вспоминала подзабытый навык. Умела она и смеяться, очень похоже на то, как фыркают фаргулы.