Надо сказать, лишь Ильхам, голубоглазая нормандка, позеленела при виде каменного желоба, отполированного телами скользивших по нему когда-то жертв. Хайят, её подруга, только недобро скользнула взглядом — и с деланным равнодушием отвернулась.

Ирис же было всё равно. Странное безразличие нашло на неё после того, как Злыдня призвала её вместе с Захирой и Римой в свои небольшие отдельные покои смотрительницы и объявила волю султана. Сперва, конечно, девушка не могла поверить, да просто взять в толк, как это её, танцовщицу — а она уже привыкла считать себя просто танцовщицей! — и посылают в качестве наложницы. Это же… неправильно! Но наткнулась на лютый взгляд Нухи-ханум — и что-то оборвалось у неё в груди. Злыдня ничего не напутала. Именно потому и готова была прибить Кекем на месте — панически боялась, что та её опозорит, и не как начинающая танцовщица, а как плохая одалиска. Оставалось только гадать, почему приказ свыше коснулся Ирис, кто же это там, наверху, обратил внимание именно на неё, кому она понадобилась?

— И не сметь переспрашивать! — взвизгнула вдруг, прервав объяснения, Нуха-ханум. — Вам оказана честь, да, честь, вы признаны лучшими! — Осеклась. — А ты, — бросила сурово Ирис, — чтоб больше не смела бегать к своей Мэг. Ты теперь в избранницах, тех, кого заметили и облекли высочайшим доверием, и нечего тебе якшаться с прислугой. И если я ещё раз услышу, что ты тайком бегала к матери — скажу, кому надо, чтобы её пристроили куда подальше, в самый дальний угол, на самую чёрную работу, поняла? Отхожие места будет драить по твоей милости! И глупости, — добавила, остывая, выплеснув давно таившийся гнев. — Идите, готовьтесь. Вечером за вами придут проводить в хамам.

Вот тут-то Ирис и поняла, что Судьба больше не обернётся к ней сияющим ликом Айлин, всё чаще хвалившей её в последнее время, материнской улыбкой приёмной матери, не потормошит руками подруг, не перейдёт на шёпот Али, доверяющего заветные секреты своего мастерства… Всё кончилось. Всё.

Это был удар в самое сердце.

Больше не будет уроков танцев. Не будет разговоров по ночам со смешливой Нергиз и суровой Марджиной. Не будет объятий Мэг и её тихой любви. Ничего.

И на что ей мифическая свобода безо всего этого?

Чужой мужчина станет её новым повелителем. Навсегда. Или её примут холодные воды Босфора. Тоже навсегда.

Она загнала рыдание поглубже, как уже привыкла с детства, просто давно уже никто не заставлял её плакать… «Подарок» так «подарок». Она выдержит. Отмоется — и будет жить дальше.

Спасибо за уроки, Айлин-ханум. Я сумею подняться красиво.

Ради вас. Ради Мэг.

Поэтому-то в ответ на свирепый взгляд Нухи склонила голову, потупив глаза, скромно, вроде бы извиняясь, что пришлось огорчить почтенную… Но, видимо, плохо старалась, потому что всё же пришлось отправиться к калитке. Глянуть в кажущийся бездонным узкий тоннель, уходящий вниз и вглубь, вдохнуть сырую прохладу каменных сводов, на которых играли блики отражаемой снизу воды пролива, уловить тихий плеск волн…

…А ведь последнее, что она может услышать в этой жизни — ещё один такой всплеск, только более шумный, от падения в воду собственного тела. Холодные струи Босфора обожгут её, хлынут в рот, нос, лёгкие, она начнёт захлёбываться, в груди запечёт огнём… Али рассказывал, как это бывает, его однажды пытались утопить. Если ты связана и с камнем в ногах, и не наберёшь побольше воздуха заранее — всё закончится быстро. В сущности, лёгкая смерть.

Вот только Мэг останется одна-одинёшенька. И некому будет её выкупить.

Поэтому Ирис под колючим взглядом Злыдни улыбнулась презрительно. И даже немного дерзко. Так уж получилось.

Но, видимо, проскользнуло в её улыбке нечто такое, отчего смотрительница гарема умягчилась. Многомудрая ханум, повидавшая на своём веку всякого, мыслей наложницы прочесть, конечно, не могла, но выводы сделала правильные. Похоже, эта Кекем решила, что справится не хуже других. Значит, справится. А если нет — сама будет виновата, тут уж ей всё отольётся.

Потому-то Нуха и не возражала на просьбу Марджины и Нергиз проводить подругу. Пусть провожают. Одна из них, похоже, имеет очень сильную покровительницу; к тому же, сам Хромец поглядывает с интересом на обеих, что не удивительно: девушки, хоть и совершенно разные, но в то же время изумительно дополняют друг друга. И обе, хоть и не были ещё на ложе, лучшие ученицы своих наставниц. Удивительно, как эта рыжая бестолочь затесалась в их учёной компании; но всё оказалось к лучшему. Глядишь — успеют наговорить ей чего умного во время сборов…

В вечерних банях царили тишина и уют. Это был час подготовки Избранных, час, когда тела красавиц расслаблялись в неге, предваряющей ночь страстную и незабываемую, напитывались ароматами благовоний и душистых масел. Но перед этим — очищались, подобно змеям, сбрасывающим старую кожу и сверкающим затем новой драгоценной чешуёй. Особой смесью мёда, лимонного сока и яиц удалялись все лишние волоски. Распаренное тело тёрли скребками, жёсткими мочалками, мягкими губками, затем на него наносилась кашица из измельчённых цветочных лепестков, выдерживалась, смывалась. Кожа шлифовалось специальными рукавичками до мраморной гладкости. Волосы мылись, подравнивались, напитывались своим ароматом, сушились и растирались до блеска шёлковыми тканями… И наступала пора массажа.

Ирис, не освежённая, а, напротив, вымотанная долгими омовениями, почувствовала животом прохладную поверхность массажного стола, на плечах — знакомые руки Али, и… успокоилась.

— Франки — хороший народ, — прозвучало рядом, и на соседнюю скамью рядом с Нергиз опустилась, не спеша, Айлин-ханум. Она, как и «провожающие», была в длинной полупрозрачной рубашке. — Не бойся, детка. Жаль, что всё так получается, но кто мы — и кто наш Повелитель? и не нам оспаривать его волю. Ничего, всё образумится. Помни, что я тебе говорила о нашем предназначении, и будь умницей.

Ирис благодарно кивнула и зажмурилась, скрывая набежавшие слёзы, а потому не заметила, как Луноликая обменялась многозначительным взглядом с Али, и нубиец согласно наклонил голову. Его движения и приёмы сегодня были совсем иными, плавными, мягкими. От прикосновений, приятных и чувственных, само время, казалось, растягивалось и становилось томным.

— Да, и не надо их бояться, — подхватила Нергиз. — Ахмет и Аладин рассказывали, что франки не злы, добродушны и даже позволяют себе остроумные шутки в присутствии нашего Повелителя. И считаются очень культурными людьми.

— Что важно — чистоплотными, — насмешливо подхватила Марджина, разминая ступни Ирис. — В немытой Европе это редкость.

— А ещё мальчики говорили, что ими интересовалась сама валиде-султан… Это правда, Айлин-ханум?

Почтенная вдова кивнула.

— Не только интересовалась — принимала у себя. И подарила одному, тому самому, кто знает много языков, книгу рубайят на персидском, говорят — очень редкую, самого Омара. А франк в ответ прислал ей напольные часы, каких, по его словам, нет у самого короля Генриха. И… даже у Великого Султана нет. Очень интересные и благовоспитанные молодые люди.