– Твоя телка там не скучает? – тихо шипит она.

– Ревнуешь?

– Мечтай! Просто не хочу, чтобы все решили, будто мы…

– Тебя снова волнует чужое мнение? На свое собственное полагаться не пробовала?

– Хватит учить меня жить. Иди Регину свою просвещай.

– Аня… Заканчивай страдать ерундой. Я ведь предложил тебе поехать со мной, ты сама не захотела. Чем теперь недовольна? Или мне надо было усадить тебя силой в свою машину?

– Если хотел бы, то усадил, – выпаливает она.

В синих глазах океан смущения. Фраза необдуманная, а значит правдивая. Мой план рушится…

– То есть мне делать то, что я хочу?

– А разве ты не так всегда поступаешь?

Провожу большими пальцами по ее шее и приподнимаю подбородок. Она в моих руках. Близко, но один фиг далеко. Карусель сумасшествия снова заводится и включает свою психоделическую мелодию.

– А чего хочешь ты, Аня? – задеваю губами ее губы.

Нежная мягкость, точно шипы в кожу. Выпиваю ее выдох. Сладкий запах и отголоски знакомого вкуса дурманят.

– Поцелуй меня, Никит, – шепчет она, отправляя пучок петрушки в раковину, и смыкает влажные руки в замок у меня на затылке. – Пожалуйста, – приподнимается на носочки и сама прижимается к моим губам.

Цепи падают. Ударяются с тяжелым лязгом о пол. Сердце неистово грохочет за ребрами. Сжимаю одной рукой хрупкую шею, а второй сбиваю кепку с Аниной головы, чтобы зарыться в короткие мягкие волосы.

Поцелуй – наваждение.

Поцелуй – освобождение.

Аня впивается пальцами в мои плечи, причиняя легкую боль. Заявляет, что не уступит? Хочет быть на равных? Или, как и я, теряет контроль, утопая в сладком удовольствии? А не пофиг ли? Сейчас нет ничего важнее того, что происходит между нами где-то на химическом уровне.

Вторгаюсь в ее рот языком и чувствую вибрацию от тихого стона. Черт… Как же я скучал по этой малышке. По тому, какой мягкой она становится в моих руках, как легко заставляет забыться.

Чувствую ее вкус в полной мере, запах оседает в легких и останется со мной еще надолго. Это сильнее голода или жажды. Какая-то сумасшедшая потребность.

Жестче терзаю губы Ани, все крепче прижимая ее к себе.

– Никита, – произносит она сквозь сбивчивое дыхание и пытается отвернуться, но я не могу ее отпустить.

Невозможно. Срать я хотел на то, где мы и что кто-то может войти. Я, наконец, дорвался до дозы и не собираюсь останавливаться.

– Вода, – задыхаясь шепчет Аня и сжимает ладонями мои щеки.

– Что? – спрашиваю я и в следующее мгновение понимаю, о чем она говорит.

Приходится отпустить малышку, чтобы закрыть кран. Вода льется по дверцам шкафа и растекается по полу. Аня отходит от места происшествия, прижимая ладонь к губам. Она снова выглядит как напуганная маленькая девочка, которая жалеет о том, что сделала.

Жалеет, что снова поддалась мне.

– Ты сама меня попросила.

– Я помню, – говорит она, опуская руки и выпрямляя спину. Появляется чувство, что она готовится отрубить мне голову. – Хотела убедиться, что ничего не изменилось, кроме одного…

– И чего же?

– Меня, Никит. Теперь мне этого недостаточно. Ты уедешь через… Сколько? Я даже этого не знаю. И не узнаю, потому что ты не скажешь. Зачем ты устроил эту поездку? Зачем здесь Матвей? Что ты делаешь? Я не понимаю… – Аня растерянно качает головой.

– Тебе нужны обещания?

– Мне нужна ясность, хотя бы немного, чтобы я не боялась закрывать глаза, – она шумно вздыхает, сдерживая эмоции. – Я хочу, чтобы со мной и моими чувствами считались, а не сбегали при первых трудностях, выключая телефон.

Аня кромсает меня одним лишь взглядом, в котором я вижу боль и тысячи сомнений, и когда эти сомнения возьмут верх… Она уйдет сама, это лишь вопрос времени. Так к чему столько заморочек? Почему нельзя жить здесь и сейчас? Завтра может и не наступить вовсе, и я этого не боюсь, но это мой выбор, не ее.

– Тогда ты знаешь, к кому тебе нужно идти.

– Да… Знаю… – сухо отвечает Аня.

Но первым ухожу я, потому что мне нужна сигарета и… Лопата или топор. Вот мы и поговорили. Охеренно, сразу так легче стало, прям не могу. Прикуриваю сигарету, прячась в тени зеленого плюща. Жаркий влажный воздух смешивается с горьким дымом, но во рту все еще чувствуется ее вкус. Делаю еще одну затяжку. И еще.

Впервые за долгое время реально жалею о своем поступке. Изначальная идея, не встречаться с ней, была правильной. Лучшей для нас обоих. Так почему бы не крутануть все в обратную сторону и не выбраться из этого дерьма? Пусть песик Ане поет песенки про любовь и вечное счастье, а я займусь действительно важными делами.

Делаю шаг к машине и достаю из кармана ключи, но громкий вскрик, точно пуля в затылок. Что-то сжимается в груди, мешая пошевелиться.

Ее голос.

Кричала Аня.

Возвращаюсь на задний двор, сканируя взглядом пространство. Никитина стоит под вишневым деревом, а рядом с ней перепуганный Матвей. Малышка скрючивается, опуская голову, и прижимает запястье к губам. Плечи подрагивают. Смеется? Плачет?

Слышу щелчок, в глазах темнеет. Прихожу в себя, уже глядя на то, как Матвей валяется на земле. Он пытается подняться, и я еще раз заношу кулак.

– Никита! Совсем ополоумел?! – кричит Аня, упираясь плечом мне в грудь. – Научись сначала спрашивать, а потом людей бить!

– Хули тут спрашивать? Ты ревешь, а у него на морде написано «всеки мне».

– Я ничего ей не сделал. Просто на цветке была пчела, – бубнит Матвей.

– Что? – смотрю на Аню, потому что не понимаю по-собачьи.

– Меня укусила пчела, – всхлипывает она.

Обнимаю ее за плечи, а второй рукой перехватываю ладонь, всматриваясь в место укуса:

– Жала нет.

– Я его выкусила.

– Идиотка!

– У меня жуткая аллергия. Через десять минут рука опухнет и станет похожа на медвежью лапу!

Матвей поднимается на ноги, и я прижимаю Аню крепче.

– Я отвезу тебя в аптеку, – говорит он

– Нет, Матвей, ты уже выпил пива.

– Кислый, дай мне закрытую бутылку! – щелкаю пальцами.

Друг реагирует моментально. Ловлю холодную стекляшку и вручаю Ане:

– Приложи и поехали.

– Я с вами, – гавкает пес.

– Собаки в моей машине катаются только в багажнике.

– Что?! – напрягается парень.

– Не надо… – вступается Аня. – Никита меня отвезет.