Сколько он простоял здесь, неужели всю ночь? Или его подманил свет в окне, как вампиров из старинных сказок подманивает запах свежей крови? Зина не знала. К ней вновь вернулось ощущение ужаса, моментально поработив ее.

А дальше… Дальше произошло просто невообразимое! Можно сказать, что Зина совершила самый безумный поступок в своей жизни — как будто старинная гравюра лишила ее разума.

Схватив ключ, прямо так, в шали поверх ночной рубашки, она помчалась на улицу. Коридор коммуналки и подъезд дома были погружены в темноту. Часы показывали начало шестого утра. Как для весны, погода была холодной. Светало поздно, и даже дворники еще не выходили на улицы.

Появиться на улице в такое время было безумием. Могло произойти что угодно… Однако Зина словно потеряла рассудок, полностью лишилась остатков страха и разума. Возможно, ее подкосили подавленные страдания — она все еще не решалась оплакать Виктора Барга как свою потерю. И на фоне этого глубокого, задавленного страдания в душе ее вспыхнуло безумие, которое можно было бы назвать и бесстрашием.

Холодный воздух просто ударил в лицо, охватил все тело. Только выйдя на улицу, Зина вдруг вспомнила, что не надела пальто. Но если бы она стала одеваться, причесываться, решимость ее поубавилась бы. А Крестовская чувствовала, что ей просто необходимо это сделать — выбежать прямо сейчас.

Человек все так же неподвижно стоял на своем месте, и Зина ринулась к нему. Однако, когда до него оставалось лишь несколько шагов, мужчина вдруг развернулся и быстро зашагал в противоположную сторону, да еще с такой скоростью, что она едва поспевала за ним.

— Подождите! — споткнувшись о какой-то булыжник, закричала Крестовская, едва не упав. — Подождите, остановитесь! Нужно поговорить!

Она вовсе не надеялась на то, что следящий за ней человек остановится. Глупо было так кричать, как-то по-детски. Зина все это понимала. Но мужчина вдруг остановился и, не поворачиваясь к ней лицом, застыл.

— Не подходите! — глухо произнес он, когда Крестовская приблизилась к нему вплотную. — Стойте на месте.

В этом голосе было столько силы, что она вдруг застыла. Только теперь, в этот момент, она ощутила ледяной холод, который пронизывал ее тело до костей. Зубы, не подчиняясь ей, стали выбивать мелкую, противную злость. Чтобы скрыть это, Зина выкрикнула:

— Почему вы за мной следите?

— Они здесь, — глухо произнес незнакомец.

— Кто — они?

— Не ищите. Они идут за ней.

— За книгой? — вдруг поняла Зина.

— Не прикасайтесь к ней.

— Но у меня нет книги! — с отчаянием прокричала она.

— Они идут. Они уже здесь. Повсюду. Их глаза обманчивы. Их улыбки фальшивы. Они идут, чтобы вас обмануть. — Голос звучал глухо и монотонно.

— Кто? — Зину охватил леденящий ужас.

— Смотрите, — и незнакомец вдруг обернулся…

Дико закричав, Крестовская отступила на несколько шагов назад…

Нет, нет, она должна была сдержаться!.. Виной, понятно, были расшатанные нервы. На самом деле она ведь привыкла ко всему… Но это чувство тревоги, холод, ледяной рассвет… Мысли Зины метались раненой птицей, и страх этот, опаливший губы в непривычной тишине сонного, мертвого города…

У человека, который к ней повернулся, не было глаз. Поэтому и капюшон его был так низко надвинут на лицо… Сухое лицо, почти череп, и мертвые глазницы…

— Не кричите, — человек поморщился, и его обескровленные губы вытянулись в одну тонкую линию. — Смотрите, что они сделали со мной. Не прикасайтесь к ней… Бегите… Пока не поздно. Я хотел просто вас предупредить…

И, стремительно развернувшись, он зашагал так быстро, что даже при всем своем огромном желании, Зина не поспела бы за ним. Впрочем, догонять страшного слепого желания у нее и не было…

Не раздумывая ни секунды, Крестовская бросилась назад к дому, заскочила в подъезд. Пробежала коридор коммунальной квартиры с такой скоростью, что даже не заметила, как вставила в замочную скважину ключ.

В своей комнате, не зажигая света, на ощупь она достала из буфета бутылку коньяка, выпила залпом две рюмки и рухнула на кровать, забравшись под одеяло с головой и боясь выглянуть наружу. Все ее тело продолжала колотить мучительная, предательская дрожь…

Толстый, невероятных размеров кот, почему-то с куцым хвостом и шрамом на морде, шмыгнул прямо из-под ног Зины. Она споткнулась, чертыхнулась про себя и тут же прикусила язык. К счастью, Матвеев ничего не заметил. Ноги ее болели — ночная прогулка по камням разбитых улиц Молдаванки дала о себе знать. После этой страшной ночи Крестовскую раздражало все, абсолютно все.

Вот уже час подряд они плелись через весь город, картинно держась за руки. Матвеев был в штатском.

— Неужели нельзя было машину взять? — буркнула Зина, когда он подошел к месту встречи.

— Нет, нельзя, — криво хмыкнул Матвеев. — Сама подумай: мы не можем приехать с парадом: пол-улицы сбежится на автомобиль смотреть! Это ж на Молдаванке как слон в посудной лавке… После такого друга Артема и след простынет… Так что давай-ка изображать обычную парочку.

— Влюбленную? — деловито уточнила Зина.

— Почему бы и нет? — рассмеялся Матвеев и тут же обнял ее за талию. — Так сойдет?

— Вполне, — Зина аккуратно высвободилась. — Теперь мы точно похожи на влюбленных! Не хватает только цветов.

— Будут, — коротко бросил Матвеев. Зина не поняла, что он имеет в виду.

Впрочем, она тут же мысленно осадила себя: так тебе и надо, не увлекайся мальчишкой, который на десять лет моложе!..

Но тут же в памяти предательски выплыло лицо взрослого Виктора Барга. Этот укол был таким болезненным, что Зина сосредоточилась на следователе.

Спустя час блужданий по Молдаванке, где Матвеев ориентировался значительно лучшее нее, они уперлись в ржавые ворота дома.

— Ты хорошо знаешь этот район, — призналась Зина, когда он, срезав путь через какой-то переулок, с точностью вывел ее к нужному дому.

— Так я вырос здесь, рядом, на Болгарской, — усмехнулся Матвеев. — У бабушки с дедушкой.

— А… родители?… — вырвалось у Зины.

— Отец был чекистом. Его убили бандиты, — вздохнул он. — Знаешь, война уличных банд, разгул преступности в 20-е годы… Его застрелили во время облавы. Ну а мать умерла от «испанки», когда мне было три года. Так что меня воспитали бабушка с дедушкой.

— Так ты пошел в органы из-за отца? — догадалась Зина.

— Не только, — горько усмехнулся Матвеев. — Не только. Понимаешь, я отношусь к числу тех редких людей, которые заражены иллюзией справедливости и страдают от нее.

— Но справедливости не существует! Особенно в НКВД… — Крестовская сама не поняла, как это у нее вырвалось.