— Обижаете, молодой человек! Добыла честно, в Пролетторге! — в тон ему засмеялась Зина, чувствуя такой прилив света в душе, как будто в небе сияло солнце, а не чудили серые ошметки непонятной пены, принимающей периодически форму настоящих сизых облаков.

Вахтер жил на Мясоедовской, за два дома от Еврейской больницы, и Матвеев принял решение оставить машину подальше, чтобы не привлекать внимания соседей. Карман его пальто оттопыривался, и Зина поняла, что там находится пистолет. Матвеев серьезно подготовился к делу.

— Ты знала, что этот человек — бывший врач? — обернулся он к ней.

— Кто, Михалыч? — растерялась Крестовская.

— Ну да! И был хорошим терапевтом. Работал вот как раз здесь, в Еврейской больнице.

— Что же с ним произошло? Почему же… — начала было Зина и вдруг замолчала. Перед ее глазами выплыло лицо Каца, причинив мучительную, нестерпимую боль…

— Поняла? — уловил выражение ее лица Матвеев.

— Лагеря? — выдохнула Зина.

— Да, — кивнул он. — Проходил по делу, получил три года лагерей. Вышел. Жена от него ушла. Поступила, правда, благородно — оставила ему вот эту комнатушку на Мясоедовской в коммунальной квартире. А после лагерей сама знаешь… Врачей не существует. По старой памяти взяли его вахтером в медицинский институт.

Теперь Зине многое становилось ясным. Михалыч не мог повторить судьбу Каца — тот был редким специалистом, такие хирурги на вес золота. Он и в морге был незаменим. А простой Михалыч… Теперь картина сложилась полностью, со всеми недостающими фрагментами головоломки. В ней вполне уместны были и бутылка водки на дежурстве, и затаенное отчаяние в глазах.

— Он один живет? — поинтересовалась Зина.

— Вроде один. Заходит к нему одна дамочка. По двору соседка. Но это так, шуры-муры, а не сожительство.

— Вижу, ты навел справки, — усмехнулась Крестовская.

— Работа такая. Хочешь не хочешь, а приходится.

— Почему о вахтере? Подозревал его?

— Ну… — Матвеев отвел глаза в сторону. Он был не только хорош собой, но и не глуп. Зина почувствовала щемящий укол в сердце.

— Вот и пришли… — пропустив Крестовскую вперед, Матвеев пошел за ней. Они миновали железные ворота, подпиравшиеся щербатыми деревянными палками, быстро прошли пахнущий кошачьей мочой подъезд и оказались в большом дворе. На веревках сушилось разноцветное белье.

Как и во всех дворах Молдаванки, здесь было полно котов — целых пять штук. Разного окраса и размеров. Они тулились возле узенького крыльца, у ног пожилой полной женщины в выцветшем халате, которая чистила в большом медном тазу рыбу. Женщина, рыба в тазу, коты, красочное белье — все это выглядело так живописно, что Зина поневоле залюбовалась открывшейся перед ней картиной.

— А вы шо, до кому? — кинув рыбьи потроха оживившимся котам, тетка с нескрываемым любопытством уставилась на Матвеева и Зину.

— До Михалыча, мадам, — вежливо ответил Матвеев.

— А шо до Михалыча, до чего это вам? — Мадам явно горела желанием вступить в разговор.

— До дела, мадам, — поддерживал разговор Матвеев, — до дела сюдой ходим, бродим…

— Так с ночи он спит, старый алкаш! — радостно прокомментировала мадам. — И не выходил сегодня. Я его не видала за мои глаза.

— Как с ночи? — похолодела Зина, прекрасно помня, что в эту ночь Михалыч должен был быть на дежурстве в институте.

— Так под ночь заявился, шатун, шо твоя селедка до бочки, старый алкаш! Допоздна вже было, часиков 11 ночи стукнуло. Я до кровати поздно ходю. А так до форточки задошлась, горло продышать, а он и через двор, за весь двор шкандыбает до своей веранды. За второй этаж к себе, говорю. И меня не завидел, хоть я до него и поздоровкалась! Пьяный. От совсем як шкарпетка!

— Он один был? — поинтересовалась Зина, усмехаясь тому, что ни один человек на земле, кроме коренных обитателей Молдаванки, ни за что не понял бы связь между пьянством и носками — шкарпетками. Но Зина была коренной одесситкой и прекрасно поняла, что имела в виду мадам. Мадам говорила за запах. Это означает, что от Михалыча пахло спиртным. Или лекарствами?

— Да один, как рог на лбу! — художественно живописала мадам. — До кого за него в такую пору шастать?

Вежливо поблагодарив ценный источник сведений, Зина и Матвеев пошли к веранде, на которой и жил нужный им вахтер Михалыч.

— Плохо, — вполголоса сказал Матвеев. — По какой причине он ушел с работы в 11 ночи? Насколько я понимаю, он должен был сидеть на вахте всю ночь?

— Всю, — подтвердила Зина.

— Совсем хреново! — вздохнул Матвеев.

Они стали подниматься по шаткой скрипучей лестнице, с тревогой глядя себе под ноги.

— Можно ли спутать запах лекарств с водкой? — вдруг произнес Матвеев, и Зина чуть не споткнулась, настолько ее поразил тот факт, что они мыслят совершенно одинаково.

— Можно, — кивнула она. — Если он принимал спиртовую настойку — валериану, боярышник… И принимал достаточно много. Настойка — это спирт, такой же, как и водка.

— Капли от сердца? — нахмурился Матвеев.

— Да, есть и такие, — снова кивнула Зина.

Дверь в квартиру Михалыча была открыта. Из длинного коридора доносился шум, гвалт. Пахло жареной рыбой. Где-то в темноте возились маленькие дети. Запах жареной рыбы плотно заполнял все пространство.

Из глубин коридора возник косматый старик с газетой.

— До кого будете, молодые люди?

— До Михалыча, — коротко ответил Матвеев.

— А… Последняя дверь по коридору, в самом конце, — и старик исчез в рыбьем чаду, словно растворился в воздухе.

Матвеев стукнулся локтем о какое-то ржавое корыто и выругался сквозь зубы. Крестовская рассмеялась. Ей до боли была знакома эта обстановка! Все коммунальные квартиры похожи одна на другую.

Нужная им дверь была старой, хлипкой, какой-то покосившейся, с почти слезшей краской. Она являлась отличной иллюстрацией нищеты и убожества. Зине стало печально, но она подумала, что по сравнению с лагерями, по сравнению с тем, что он прошел, эта дверь для Михалыча должна была являться верхом роскоши!

Матвеев забарабанил в дверь кулаком, и откуда-то сбоку тут же появился мужчина средних лет. Он грустно повел очами и юркнул обратно. Никакого ответа на стук не было.

— Может, его нет дома? — засомневалась Крестовская.

— А мы проверим! — из отворота пальто Матвеев достал несколько странных ключей и принялся бодро, со знанием дела, ковырять ими в замке.

— Это что? — перепугалась Зина.

— Воровские отмычки, — усмехнулся Матвеев, с интересом наблюдая за ее реакцией. — Я все-таки в уголовном розыске работаю!

— Мерзко, — поморщилась Крестовская.