Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прокурор расхохотался:
— Ну, даёт!
— Зря смеёшься. Выстроил себе программу — в спецшколе подтянуть английский… Поколение зуммеров. Они ещё заставят нас побегать и научиться не хуже их, во всяком случае, шевелить мозгами.
— Сколько ты предлагаешь ему дать, все три?
— Он мне нужен на свободе.
— Здрасте!
— А ты подумай, сколько лет мы не закрывали ни одну сеть? До каких пор будем играть в поддавки, сажать курьеров и прочую мелюзгу? Они в тюрьме подрастают, набираются опыта. Он хорошо знаком с кем-то из главных, и может привести к нему. Я это почувствовал, глаз с него не спущу! Но на свободе. Всегда можно будет взять его по вновь открывшимся обстоятельствам.
— Посмотрим. Я поговорю с судьёй.
Артём держался. Убеждал себя, что везде люди живут. И сотни тысяч, если не миллионы, сидят в тюрьмах по всему миру. Наши не самые страшные.
И мама, и Оля, приходили ещё, Денис разрешал. Думал, что-то важное выпадет в «сухой остаток». Не выпадало.
Отец не приходил, он просто не знал, что сказать сыну. Боялся сорваться, а ему и так не сладко.
Дело передали в суд. Прокуратура просила три года, защитник — год.
Олег никак не мог решить, идти на суд или не идти. Конечно, Денис, эта ищейка, обязательно, проверит всех присутствовавших, пропустит через своё сито проявивших интерес к процессу.
Ну и что, узнает шестнадцатилетнего мальчишку почти через двадцать лет? Надо просто не выделяться из толпы, одеться во что-нибудь такое… обычное. Знать бы, что оно, обычное!
Поехал к Луизе.
— Нечего тебе делать в суде. На тебе обычная одежда будет выглядеть карнавальным костюмом. Лицо, фигура… а стрижка, у кого-нибудь в зале будет такая? Узнать не узнает, но заинтересуется наверняка, кто таков.
— Мне надо видеть, что там будет. Парня судят, курьера моего. И он меня знает, и в лицо, и где живу. Пока он меня не сдал.
— Ну, Олег! Сом бы выдал тебе. Где ты, а где курьер, что за панибратство! Я сама пойду на этот суд. Купи диктофон, чтобы не шумел и объём побольше.
— Тебе тоже там светиться ни к чему. Что, ты не будешь выделяться?
— За меня не беспокойся. Я буду выглядеть, как обычная тётка, которая от нечего делать ходит в суд, как в театр.
Суд был событием районного масштаба.
Престижный район, элитная школа. И вдруг мальчик из прекрасной семьи — наркокурьер. Очень многие собирались в суд.
И родители — надо знать, с какими отбросами общества учатся их дети! И знакомые родителей. И знакомые знакомых. И корреспонденты, жёлтой прессе только дай повод. Все пришли, как на спектакль по незнакомой пьесе, не зная, чем он закончится.
Но пришли зря, суд был закрытый. Существует особый порядок, когда подсудимый приходит с повинной, сам признаёт свою вину, дело рассматривается на закрытом заседании.
Люди разочарованно расходились. Но многие остались в коридоре суда ждать приговор.
Оля отошла к окну. Луиза нервно ходила по коридору, диктофон оказался бесполезным. Несколько одноклассников жались в маленьком холле. Директор, классная руководительница, остались.
Денис распорядился установить в коридоре камеры. Может, человек, который учил Артёма жить, придёт, он же заинтересован в его судьбе. Проверим каждого!
Денис знал, что мальчишке дадут условный срок. Чего ему это стоило! Он убеждал судью, никуда парень не денется, выведет на тех, кто на самом деле должен сидеть на скамье подсудимых.
И можно будит судить его по вновь открывшимся обстоятельствам.
В зале присутствовала судья, прокурор, защитник и представитель опеки. Родители сидели особняком, как два изваяния, глядя прямо перед собой.
Ввели Артёма. Отец опустил голову, а мама смотрела на него, не отрывая глаз.
Обычный вопрос:
— Признаёшь себя виновным? — судья называла Артёма на «ты».
— Признаю.
— Что тебя толкнуло на это преступление? У тебя нормальная семья.
— У меня прекрасная семья. Но сколько я себя помню, эта прекрасная семья считала каждую копейку. Я уже не мог видеть, как они мучаются. Сначала собирали деньги на квартиру — мы жили впятером в двушке. Потом ипотека.
Папа проектировал и продолжает проектировать этот район, и только смог купить в нём так называемую квартиру эконом-класса без отделки. Фактически, недостроенный дом. Второй год живём на стройке, осилили только сантехнику и кухню.
Сейчас папа с дедушкой выкладывают стены в моей комнате. Папа сказал, подерусь в школе, или ещё что-нибудь, придёт опека — ах, ребёнок спит на кухне, на раскладушке! Уроки делает за кухонным столом! В детдом его!
Сами спят на раскладушках в своей спальне, нарисованной на цементном полу. И мама вечером сидит и звонит своим больным: «Какое давление у Семёна Семёновича?»
А папа, когда дедушка уходит поздно вечером, в своём нарисованном кабинете делает какую-нибудь дополнительную работу по ночам. А по выходным и вечером они с дедушкой достраивают квартиру.
— Родители знали о твоей так называемой работе?
— Нет, конечно. Папа бы меня убил. Он законопослушный и правильный человек. Настоящий.
— А как они брали твои деньги? Не спрашивали, откуда?
— Они не брали, я сам их подкладывал понемногу в общую стопку. Их не считают, только отсчитывает дедушка, когда его пенсия кончается, а за материалами ехать надо. А так — туда идёт мамина зарплата, папины ночные подработки, зарплата уходит на проценты по ипотеке.
— Кто тебя втянул в это дело?
— Никто не втягивал. Была реклама в почтовом ящике — «Хорошая работа за хорошие деньги».
— Отпечатана типографским способом?
— Не знаю, может, типографским, или на принтере. Рисунка не было, только текст.
— Кто-нибудь из твоих знакомых получал такую рекламу?
— Может, и получал. Я же никому не говорил.
— А как они узнали, что ты согласен?
— Надо было приклеить кусочек бумаги на подоконнике второго этажа.
— А то, что у тебя бабушка в Питере?
— Я думаю, они знали об этом. Но адрес попросили — положить конверт поверх почтовых ящиков. Там, где наш.
— Его забрали?
— Да.
— Как тебе сообщили, что ты засветился?
— Мне не сообщали, я сам заметил слежку. Ещё на вокзале, потом въехала во двор чужая машина, стояла целый день. Я и понял, что следят. Не думал, что автобус будут встречать с собакой, раньше этого не было. А то не подставил бы Олю.
— Ты кого-нибудь предупреждал, что идёшь в полицию?