— У нас клиника серьёзная, не с улицы персонал. Вас зовут Наталья Николаевна. А дочку?

— Катя, — отозвалась девушка.

— А меня — Надя.

Они явно не были москвичками.

В эту дорогую клинику попадали не самые состоятельные москвичи, те предпочитали заграницу. Но снобов хватало. Сестричек считали обслуживающим персоналом, и обращение было соответствующим, как со своей прислугой.

Наверное, обе Надины профессии научили её мгновенно чувствовать, с кем и как нужно себя вести. И она вела себя безупречно, ни одного лишнего слова, внимательно, чётко, доброжелательно.

Но была и другая категория — приезжие. Их сразу выдавала растерянность, стеснительность, открытость. И Надя, добрая душа, с ними держалась иначе.

Прежде всего, старалась успокоить, особенно тех, кому предстояла операция. Заверить — раз они попали в самое лучшее кардиологическое отделение самой лучшей в стране клиники, всё будет хорошо! И пыталась помочь, хоть словом.

— Вы не из Москвы?

— Питерские мы, — сказала мама. Катя молчала. У неё на лице совершенно не было косметики. Ресницы не подкрашены, глаза не подведены. Даже помадой она не пользуется. Так уверена в своей красоте… скорей всего, ей сейчас не до косметики.

— На операцию?

— На операцию, — подтвердила мама, — доктор наш договорился, у него здесь профессор знакомый, преподавал в мединституте. Приезжал в Питер — смотрел меня. Обещал, поправлюсь.

— Как его фамилия?

— Фролов, Пётр Васильевич. Он уже заходил сегодня. Скидку обещал. Скажут, сколько это будет стоить.

— Всё, что смогли собрать, привезли, — вмешалась Катя.

— Если не хватит, надо будет решать срочно. У нас перед операцией не держат долго. И после операции, неделя и в санаторий. Он от клиники, наши доктора консультируют.

— Санаторий тоже платный?

— Да.

— Зря мы приехали, не справиться нам, — сказала Наталья Николаевна обречённо.

— Мамуль, не переживай, я найду деньги. Обойду все конторы, под любой процент.

— А чем отдавать будем? Наслышана я о коллекторах из этих контор.

— Главное, чтобы ты поправилась, остальное не важно!

— Посмотришь за капельницей, Катя? Нажмёшь на эту кнопку, когда жидкость кончится.

— Конечно, конечно, не беспокойтесь.

Катя села рядом с мамой.

Клиника была их последней надеждой. Но деньги, где взять деньги? В Питере она уже обошла все банки и эти, микрофинансовые организации. Никто не хотел давать кредит девушке, только окончившей университет, и пока — без работы. Может, в Москве иначе? Любая работа!

Поехала в город, ходила по адресам маленьких контор из Интернета.

— Я устроюсь на работу, мне бы только мамину операцию оплатить. Я никакой работы не боюсь! — говорила полному армянину.

Он вышел из-за стола, прислонился к дверному косяку.

— Такие деньги ты и на трассе не заработаешь. И не ждут тебя там, знаешь, какая конкуренция? Откуда только не едут, будто здесь мёдом намазано.

— Зачем — на трассу. Продавщицей куда-нибудь, или уборщицей.

— Вот-вот. Ещё курьером. Так и внуки твои не расплатятся. Рад бы помочь, но я здесь не хозяин. Походи, может, повезёт, понравишься кому-нибудь. Если очень сильно понравишься.

Он оглядел её с ног до головы. Нехороший был взгляд. Ушла, не прощаясь.

У входа в метро женщина выкрикивала:

— Работа! Работа!

— Какая работа? — с надеждой спросила Катя.

— Газета — «Работа».

Она купила эту заветную газету, большую, толстенькую. Что-нибудь найдётся, может, и не одна. И поехала в клинику.

Мама спала. Надя вышла к ней и закрыла дверь палаты:

— Пусть поспит, у нас принцип, сон — лучшее лекарство. Ты, конечно, ничего не нашла. Я не сказала Наталье Николаевне, сколько стоит операция. И сколько — послеоперационное восстановление. И санаторий. Вот расценки. Профессор добился тридцать процентов скидки, это максимальная. Мало, кому дают, только потому, что он в этой бригаде.

Для Кати сумма была астрономическая.

— Что у тебя за газета? Во-первых, это для москвичей. Приезжих берут, разве что, на стройку. И под эту работу всё равно никто тебе кредит не даст.

— Что же делать? Сколько у меня времени найти деньги?

— Надо было сначала узнать расценки, а ехать потом.

— Доктор сказал, нельзя откладывать. Маме не показывайте расценки, — голос у неё дрожал, — я что-нибудь придумаю.

А Надя уже всё придумала, и за неё, и за себя.

— Ты в какой гостинице остановилась, где ты ночевала?

— На вокзале.

— Ну, ты даёшь! Ночевать на вокзале и обращаться в нашу клинику! Ты отчаянный человек.

— Но это же мама…

— У меня смена кончается в девять вечера. Подождёшь, ночевать поедешь ко мне. Дома и поговорим.

Ехали в полной темноте. Метро, автобус, пешком.

— Это престижный район, так и называется. У меня здесь своя квартира, я её полностью выплатила. Совсем другое ощущение, приходишь к себе домой. Тебе этого не понять, у тебя всегда был свой дом, правда?

— И сейчас есть. Я просила маму, давай возьмём кредит под залог квартиры, а она — ни в какую. Меня, говорит, не станет, а ты будешь на улице. Я просто с ума схожу, где взять деньги. Жить не смогу, если мама… Могла спасти, и не спасла?

— Знаешь, есть выход, если отбросить предрассудки. Придём домой, поужинаем и поговорим спокойно.

Квартира была однокомнатная, уютная, с большой кухней, с холлом, лоджией. И комната просторная, обставлена со вкусом, современно.

— Прихожу сюда, и всё. Что было плохого, тяжёлого, остаётся за дверью. Конечно, таким, как я, просто так ничего не даётся. Приехала из маленького городка, там остались мама и бабушка, женское царство.

Гордятся, дочка работает в Москве, в платной элитной клинике. Зарплата хорошая, квартиру смогла купить. Ты отдыхай, я быстро с ужином, у меня всё готово, только разогреть.

Ужин был нехитрый, но по-домашнему вкусный — котлеты, пюре, винегрет.

— На зарплату медсестры, даже в нашей клинике, я не только не смогла бы квартиру купить, и одеться не смогла мало-мальски прилично.

Я в эскорт-агентстве с восемнадцати лет, с окончания училища, знакомая привела. Повезло, оно элитное, высшего класса. И девочек не берут, кого попало, особенно для верхней полки, как это у нас называется. Там самые лучшие. И заказчики, самые-самые. Культурные, воспитанные, богатые, разумеется. Но подарки не разрешаются. Только то, что платит агентство. Но платит, как видишь, хорошо.