Она с нетерпением ждала утра, радуясь, что наступает суббота, значит, не нужно после бессонной ночи высиживать еще целый рабочий день, а можно сразу пойти домой и лечь спать.

Без одной минуты восемь раздался звонок из приемника и одновременно открылась дверь, и в ординаторскую вошел сменщик – хирург из поликлиники. Но Соня уже сняла трубку…

Вообще, если человек не любит экстрим, ему не стоит обращаться за медицинской помощью во время пересменки. Затея эта обречена на провал: в будние дни врачи на пятиминутке, которая может продолжаться час, а в выходные тоже ничего хорошего. Врач в любом случае будет злой – или потому, что не успел уйти вовремя и сейчас тратит на пациента личное время, или потому, что не успел прийти, выпить кофе и смириться с неизбежностью, как уже пора спасать людей.

Соня имела полное право передать сменщику, что его ждут в приемном, и отправиться домой, но знала, что он будет очень недоволен, поэтому пошла сама.

Она сразу узнала позавчерашнего знакомца, хоть в этот раз он был в джинсах и свитере, а не в шинели. Он тоже ее узнал, вскочил, воскликнул: «Вы?» – и сразу схватился за бок, что позволило Соне тут же диагностировать у него перелом ребра.

Она осмотрела пациента и на всякий случай сделала ему УЗИ, чтобы исключить повреждения внутренних органов.

Из любопытства заглянула в компьютер к медсестре, куда та внесла данные пациента, и выяснила, что зовут его Герман Морозов и что он капитан первого ранга. Надо же, подумала Соня, большой чин, а ведет себя скромно и просто.

Получив рекомендации, Герман ушел, и Соня о нем как бы забыла, но весь день пребывала в отличном настроении, а когда задумывалась, почему это у нее на душе так хорошо, то понимала – из-за утренней встречи. Ей приятно было думать, что Герман теперь знает, что она не только лыжница, но и компетентный врач, и что назначенное ею лечение быстро ему поможет.

В понедельник он пришел снова, уже с цветами, и пригласил Соню на свидание.

Наверное, соглашаться не стоило, все же Морозову стукнуло уже сорок пять лет и он признался, что до встречи с Соней трижды был женат. Трижды! Один развод еще можно отнести на неопытность, второй на невезение, но третий… Это уж закономерность, свидетельствующая, что человек совсем не может поддерживать длительные отношения, короче говоря, психопат.

Кроме того, Герман служил на Дальнем Востоке, а сюда приехал защищать докторскую диссертацию по какой-то суперсекретной теме в суперсекретном военном институте и долго задерживаться не собирался. Он даже внешне не соответствовал Сониному идеалу: среднего роста, коренастый, с «рязанской», как сказала бы мама, физиономией. Соне всегда нравился Эштон Катчер, а тут скорее Эд Харрис, причем не в молодости. Глаза у Германа, впрочем, были хороши, серые, лучистые, но иногда Соне во взгляде своего поклонника чудилось что-то ледяное и страшное.

Словом, все доводы были за то, чтобы отказать Герману, но Соня будто палкой погнала себя на свидание. Она колебалась до последнего, уже одевшись и накрасившись, села на диван и обещала себе, что никуда не пойдет, но какая-то темная сила будто подбросила ее, запихнула в пуховик и сапожки и погнала к ресторану «Токио-Сити», возле которого уже томился трижды разведенный пожилой кавалер с безвкусной цветочной композицией в руках.

Соня решила, что это будет первый и последний раз, но вдруг с некоторым даже ужасом поняла, что ни с кем и никогда не чувствовала себя так свободно, как с Германом. Обычно, общаясь с людьми, Соня все время была начеку, постоянно регистрировала и анализировала реакции собеседника, чтобы он чувствовал себя комфортно и составил о ней хорошее впечатление. Казалось очень важным не сказать ничего лишнего или обидного, а если вдруг по неведению брякнуть не то, сразу уловить, что это «не то», и мгновенно исправиться.

Но Герману она нравилась просто так, независимо от мировоззрения и художественного вкуса, а Соне, наоборот, хотелось, чтобы он разочаровался и больше не звал ее на свидания, вот она и позволила себе роскошь быть самой собой.

Морозов оказался «олдскульный» кавалер, никаких вольностей, кроме поцелуя ручки, себе не позволил и, прощаясь, сказал, что всю неделю будет очень занят предстоящей защитой и позвонит ей в пятницу, в девятнадцать часов. Почему-то эти «девятнадцать часов» растопили Сонино сердце, а когда звонок раздался точно в обозначенное время, она сказала про себя «Ого!». И даже «Ого-го!». У нее самой не было опыта любовных отношений, но бойфренды подруг не радовали своих дам пунктуальностью. Все заставляли ждать, страдать, строить предположения, а в самых острых случаях заниматься дедукцией, отслеживая активность в соцсетях. «Напишет – не напишет? А если не напишет, то почему? Может, самой написать?» – эти мучительные размышления представлялись обязательными, а тут вдруг раз, и не надо. Сказал – в девятнадцать, значит – в девятнадцать. Не дал ни одной секунды для сомнений.

Она напомнила себе про сорок пять лет и трех жен, но все-таки согласилась пойти на второе свидание. В этот раз Герман взял билеты в Мариинский театр.

Соня последний раз была там в детстве и запомнила ощущение сказки, волшебства, предвкушения чуда. Теперь она выросла и в чудеса не верит, но так захотелось, чтобы вечер в театре все же стал особенным…

Она знала, что люди ходят в театр смотреть спектакль, а не показывать себя, и слишком наряжаться – дурной тон. Вооруженная этой максимой, Соня открыла шкаф, пересмотрела свои выходные наряды, почти забытые за ненадобностью, и тяжело вздохнула. Кажется, ее вид ничем не будет принципиально отличаться от того, как она посещала театр первоклассницей, только колготочки в этот раз будут не белые и без банта она, наверное, обойдется. А так – один в один.

«Нет, шаблон надо разорвать», – решила она и с самого утра поехала в город, договорившись встретиться с Германом прямо у театра.

Соня не слишком следила за модой, плохо ориентировалась в последних тенденциях и особенностях разных торговых домов, поэтому опасалась, что, даже потратив все деньги, не сможет создать достойный «лук», но ей повезло. В первом же бутике она попала на доброжелательную продавщицу, которая за несколько минут подобрала ей платье, лучше которого и пожелать было нельзя. Соня надела его, немного побаиваясь непривычной легкости шелка, и вдруг оказалось, что у нее тонкая талия, практически бразильская попа, а когда продавщица подала ей туфли на каблуке, выяснилось, что лодыжки совсем не такие толстые, как Соня думала всю жизнь.

Платье сильно открывало плечи и грудь, поэтому, покрутившись в примерочной, Соня решила, что, может, и купит его, но в театр ни за что не осмелится надеть, а продавщица, видимо, уловив эти сомнения, стремительно подобрала бюстгальтер без лямок и палантин и, оформив покупку, направила Соню в соседний отдел за туфлями и клатчем.

Будучи хирургом, Соня ходила в удобной и практичной обуви, не имела привычки к высоким каблукам и боялась, что не сможет долго продержаться в новых туфлях, но красота, которую неожиданно оказалось так легко обрести, стала безусловным приоритетом. Ради нее стоило терпеть дикую боль в ногах и неминуемые мозоли.