— Хотя… вот накануне Степанова отъезда был у них какой-то шум. Да мало ли что в семье бывает…

— Когда это было и что это был за шум? — снова спросила ее я, насторожившись.

Женщина, явно не желая выносить из чужой избы сор, опять проговорила:

— Жизнь прожить — не поле перейти. Это их семейное дело. А мое — сторона.

— Я с вами совершенно согласна, — согласилась с ней я. — Но поймите: Степан пропал, и его сын не может найти его вот уже почти три месяца. Мне нужна любая информация об этой семье. И расспрашиваю вас я, конечно же, не ради праздного интереса, — попыталась я убедить женщину.

— Да понимаю я все, дочка. Но что я тебе могу сказать? Ну, поссорились муж и жена. И что?

— Но может быть, как раз-таки в той ссоре и есть ключ к разгадке, — пояснила ей я. — Повздорили, Степан и уехал, не простившись ни с кем, и где-то у родственников или знакомых сейчас отдыхает, приходит в себя. Сойдет злость, вернется. И не надо сыну волноваться, — предположила я.

— Может быть, — согласилась женщина. — Хорошо, я расскажу. Но только то, что мне было слышно через стенку. Специально-то мне незачем следить за ними. Не тот я человек.

Она опять посмотрела на свои руки. Обтерла лицо передником.

— Ругались они тогда сильно, — начала она. — Сонечку мало было слыхать. Не знаю, что она говорила. А вот Степан с Афанасием кричали громко. Слов-то было не понять, но кричали. Я еще тогда подумала: и что он с мальчишкой не поделил? Потом шум какой-то был. Как будто что тяжелое уронили. Вот и все.

«Все-таки ссора была. И даже шум, — размышляла я про себя. — Но что за шум? Что или кого уронили? Может быть, произошла не просто ссора, а драка, — сделала я для себя вывод. — Тогда все понятно. Сорвался мужик, не выдержал, уехал. Отсиживается где-то, раны зализывает. Успокоится — вернется. Хотя… очень уж долго отсиживается. Почти три месяца. За это время, если не назад, к Соне, так хотя бы у родственников, в Украине, должен был бы уже появиться. Или, может быть, где-нибудь еще обосновался? Новая семья, работа… Тогда почему сыну не сообщил? До этого-то они постоянно связь поддерживали. Какой смысл Степану с сыном-то рвать отношения? Нет, не складывается. Что-то, наверное, со Степаном и в самом деле нехорошее стряслось».

Вопросы в голове пронеслись как ураган. Осталось только найти на них ответы. А для этого необходимо принять правильное решение. Но, кроме того, что неплохо бы проследить за семьей Курник, мне пока ничего путного в голову не приходило.

Я попрощалась с теткой Шурой и вышла на улицу. До вечера, когда можно осуществить слежку, у меня оставалось еще немало времени, и каким-то образом необходимо его занять. Я села на скамью под вишней через несколько дворов от того дома, за которым собиралась наблюдать, и попыталась привести мысли в определенную последовательность.

Чтобы лучше думалось, я откинула голову назад и… замерла.

В небе, прямо надо мной, кружилась стая голубей. Она не просто кружилась. Голуби, следуя друг за другом, набирали высоту, двигаясь точно по спирали. Они поднимались все выше и выше. Наконец они поднялись так высоко, что в небе были видны только маленькие движущиеся точки. Затем от этих точек оторвалась одна и практически камнем стала падать вниз. Остальные продолжали парить высоко в небе. Что послужило причиной такого быстрого стремления одной из птиц к земле, я не знала. Но мне было интересно наблюдать за этим воздушным танцем.

Голубь падал и падал вниз. Казалось, невидимая стрела беззвучно поразила белого красавца, и он безжизненно падает на землю. И тут я увидела, что, вернее — кто стал причиной его падения. На крыше голубятни стоял Афанасий. Рядом с ним сидела та самая голубка кофейного цвета. Взлетать она не взлетала, потому что, как я смогла понять по ее поведению, одно ее крыло было связано, а сидела рядом с парнем. Именно эту красавицу и увидел с неимоверной высоты голубь! И ринулся к ней! Буквально за несколько метров от крыши, на которой сидела голубка, он расправил крылья и лихо приземлился рядом с ней.

Афанасий спокойно забрал голубей и, спустившись с крыши, зашел внутрь голубятни.

Я снова подняла голову вверх. Стая голубей продолжала кружиться, медленно опускаясь вниз. Теперь их было хорошо видно. Отдельные голуби выполняли прямо на лету очень сложные трюки. Они вдруг резко опускали хвост вниз и со свистящим звуком совершали сальто через голову. Это было очень красиво. Такого представления мне в жизни еще не приходилось видеть.

Голуби спускались все ниже и ниже. Вот сейчас они тоже сядут на крышу… Но, как оказалось, они не были голубями Афанасия. Стая приземлилась совершенно на другую крышу, которую из-за домов и деревьев я со своего места рассмотреть не могла.

Вечерние сумерки постепенно опускались на землю. Дневная жара понемногу стала спадать. Едва уловимый ветерок, периодически налетая, размешивал нагревшиеся в течение дня от палящего солнца воздушные массы. Организм, уставший от жары, мог немного расслабиться и отдохнуть.

И хотя день подходил к своему логическому завершению, сегодня я не спешила покинуть улочку у дома Курник. Я твердо решила в предстоящий вечер, а может быть, и ночь установить слежку за всей семьей и выяснить, что же они все-таки скрывают. Для совершения задуманного я перебралась от их дома к заброшенной лачужке, каких сейчас в любой деревне великое множество. Дом, забор которого, скорее всего, успели прибрать к рукам более хозяйственные жители села (или же он, что тоже вполне возможно, вообще никогда не существовал здесь), окружали пышные заросли сирени. Кусты были настолько густыми, что мне с трудом удалось обнаружить между ними небольшое пространство, куда я и поспешила забраться.

Выбранный мною пост оказался очень удачным, так как давал хороший обзор для наблюдения. И дом, и весь огромных размеров двор семьи Курник были у меня как на ладони. В то же время кусты сирени надежно укрывали меня от посторонних взглядов.

Я, поудобнее расположившись среди ветвей, наслаждалась вечерней прохладой. Сначала особо наблюдать было не за чем. В небольшом переулочке, где было с десяток домов, никто и ничто не подтверждало наличия здесь жителей. В домах не загорались огни, никто не спешил вдоль по улочке. И лишь когда вечер окончательно вступил в свои права, в окнах начали появляться огни и редкие жители, в основном молодежь, неспешно побрели по дороге в сторону центра села — к сельскому Дому культуры, как я могла догадаться.

В доме, за которым я установила слежку, одиноко горел тусклый огонек. Более ничто не выдавало присутствия в нем обитателей. Приблизиться сейчас к дому я не решалась, рискуя быть обнаруженной редкими прохожими. Я выжидала время, когда окончательно стемнеет и можно будет безбоязненно подойти к строению ближе. Но ждать долго мне не пришлось. Через несколько минут из дома вышел Афанасий. Луна, выплывшая в это время на небо, тускло освещала местность. Мне пришлось напрячь зрение, чтобы проследить за действиями парня. Стараясь остаться незамеченной, я поспешила за ним, успешно миновав ряд дворов, отделяющих меня от объекта моего наблюдения.