– Пожалуйста, просто поезжай, – то ли умоляет, то требует она и вдруг ловит себя на том, что кричит. Наверно, она в любом случае повысила бы голос, но теперь убеждает себя в том, что это из-за шума воды.

Артур говорит, что ему это совершенно не нравится, что деловые люди не ведут себя так, но она видит – в это утро ему куда важнее обсудить изменения в сценарии с режиссером, чем спорить с женой через закрытую дверь. Сегодня он уступит. Сдастся.

– Пожалуйста, не задерживайся из-за меня. Пожалуйста!

Мэрилин приходит в Harrah’s Club одна, двумя часами позже. Через толпу любопытных ее благополучно провел и передал под опеку охраны шофер Руди Каутский. Потом он поспешно вернулся к белому «Кадиллаку», выключил «мигалку» и отвел седан на запасную парковочную площадку. В зале затишье. Статисты томятся у столиков. Служащие сбились в кучку и негромко разговаривают. Красный ковер выглядит более темным, чем накануне, как будто облит вином. Члены ее команды занимаются каждый своим делом и на нее едва взглянули. Всем полегчало оттого, что она все же приехала, но при этом им и немного неудобно за нее. Артур, расположившись в режиссерском кресле, на мгновение поднимает голову, смотрит на нее поверх бумаг и снова погружается в чтение сценария, время от времени помечая в нем что-то карандашом. Она идет в гардеробную по периметру зала, остро ощущая присутствие сидящего у противоположной стены Гейбла. Он один за столиком и, подперев кулаком подбородок, смотрит в окно.

Она нисколько не сожалеет из-за опоздания и не собирается извиняться за то, что заставила их ждать. Ей нужно было это время, большую часть которого, не считая нескольких минут, которые потребовались, чтобы одеться и немного привести себя в порядок, она провела в ванне; лежала, свесив руку к белому полу, водя пальцем по дорожкам между плитками. Сама по себе, полностью расслабленная. Словно у себя дома. Несколько раз она спускала воду и наполняла ванну заново чистой водой. Смотрела на поднимающиеся мыльные пузыри.

Когда она, полностью одетая и готовая предстать перед камерами, появляется в зале, только лишь Джон Хьюстон подает голос, объявляя дубль.

Самое время. Она готова без раскачки войти в образ Розлин.

Монти в ударе. Все говорят, что, как только этот сукин сын перестает валять дурака и начинает играть по-настоящему, угнаться за ним невозможно; не позволяйте ему заправиться, и он еще вполне может преподнести приятный сюрприз, стать тем, кто придаст картине устойчивость! Гейбл держится ровно, он – центр, вокруг которого все вертится. Может быть, это из-за него и Монти удается держаться. Он немногословен – за него говорит его герой, – не возражает покататься по пустыне на своем «Кадиллаке», работает, как настоящий профессионал и позволяет себе проявить недовольство лишь тогда, когда на площадке что-то разлаживается, когда кто-то халтурит или переигрывает. Но пока все идет гладко, стычки возникают по делу, драмы – лишь естественная реакция, и Хьюстон внушает всем, что так и должно быть, и все счастливы, все охают и ахают, как будто любуются праздничным фейерверком на День независимости. Все, за исключением Мэрилин, которая ничего не говорит и которая проводит все свободное время или в трейлере, или за консультацией с Паулой Страсберг. Она не понимает, почему никто не замечает ее упорной работы над ролью – главной ролью всей ее жизни. Она обращается к Артуру, сидящему напротив нее в ресторане отеля «Mapes» в Рино, терзающему ножом стейк – то ли лезвие попалось тупое, то ли он режет не той стороной – и ничего ей не говорящему. Последнее просто невозможно: как человек, изливающий слова на бумагу, не может найти для нее ни единого слова. Пусть даже неправильного. «Почему?» – спрашивает она. «Почему?» – отзывается он. Она говорит, что не понимает почему. Она пришла на картину в отличной форме. Золотой глобус за «Некоторые любят погорячей». Интенсивные занятия в Актерской студии. Она в отличной форме. В отличной.

– Думаю, они тебя уважают, – говорит он.

– Ха, – говорит она, наблюдая за тем, как он пытается разрезать мясо вилкой.

– Чего ты хочешь от них, Мэрилин?

– Чего я хочу?

– Да, чего ты хочешь?

По тротуару, мимо окна пробегает собачонка непонятной породы. Шерсть спутанная, масть – песочная, с бурыми пятнами. Похоже, дворняжка, но в ее осанке есть что-то, указывающее на родословную. Песик вроде бы послушный, обученный. На шее толстый кожаный ошейник без опознавательных знаков. Хозяина не видно.

– Есть две разные версии, – говорит она. – Чего хочу я, и что ты хочешь услышать от меня.

Артур оставляет попытки разрезать мясо и отодвигает тарелку. Оглядывает зал с таким видом, словно хочет привлечь внимание официанта.

– Какая нелепость. Это все – нелепость. Мы почти не разговариваем, а когда разговариваем, ты поворачиваешь так, что желание разговаривать снова пропадает. Вроде бы стараешься разгрести, но делаешь только хуже.

– Я и не разгребу.

– У людей ограниченный кругозор. Они могут смотреть только что-то одно, только в одном направлении. В эту самую секунду они просто не смотрят в твоем направлении. Все просто.

– Тебе легко говорить. Потому что тебя они уважают и… – Она не договаривает и указывает пальцем в окно. – Посмотри. – Артур поворачивается, и несколько секунд они оба смотрят на пса, элегантно усевшегося за окном. – Можно подумать, он здесь не просто так, а с какой-то целью.

– Я буду придерживаться первой версии, – говорит Артур.

Она не сводит глаз с собаки.

– Не понимаю, о чем ты.

– О первой версии. Чего хочешь ты.

– Да. Чего хочу я. – Мэрилин подается плечом вперед, но по-прежнему смотрит на собаку, которая сидит неподвижно, как статуя. – Чего я хочу – это знать: почему? Почему я не получаю даже доли того уважения, которое получают Монти или Гейбл. Или даже ты. Дело не в этом… Знаешь, меня даже не считают достойной уважения. И я хочу знать почему. Вот и все.

Пес поднимает заднюю лапу и чешет себя за ухом.

– Я знал одну женщину в Бруклине, – говорит Артур. – Однажды, лежа в постели, она услышала, как кто-то вломился в квартиру. Она спряталась под одеялом и набрала номер по телефону. Но позвонила не в полицию, а своему отцу, который был на другом побережье. Знаешь, что сказал ей отец? «Почему ты звонишь мне? Ради бога, звони в полицию».

– Она позвонила?

– Дело не в том, позвонила или нет. Дело в том, как она себя повела.

Мэрилин отпивает глоток воды. Стекло затуманилось от кусочков льда.

– Ты всегда пропускаешь то, что я хочу знать.

– Мне просто интересно, кому позвонила бы ты. Вот что главное. Как бы ты поступила в подобной ситуации.

– Дай подумать… Может быть, кому-то, кто подсказал бы, как мне быть. К примеру, моему психотерапевту.

– Конечно, ты так бы и сделала.