Я не влюблена.

Но мне очень хочется влюбиться.

Тем более теперь, когда я, наконец-то, побрила ноги. Непропадать же добру! Первые несколько шагов на шпильках даются нелегко, но долестницы я дохожу в сносном темпе: не быстрый аллюр, но уже кое-что.

…Алекса нет ни в холле, ни на ресэпшене, и слава богу, чтонет. Я пока еще нахожусь в часовом поясе интеллектуалок, отличающихся тем, чтоникогда не устраивают пошлых бабских сцен, а меня так и тянет закатить сцену.Или курнуть травы. Или напиться. Или совершить какую-нибудь вселенскуюглупость, воспоминания о которой будут согревать меня в почтенном возрастеcharmante petite vieille. Воспоминания – отличное топливо, только они никогдане заканчиваются, а если угли начинают тлеть – в загашнике всякий раз найдетсяпарочка сухих поленьев с любовными отметинами, сколами от преданной дружбы ипустотами, забитыми сувенирной продукцией стран Карибского бассейна сполуистлевшей куклой вуду во главе, она так и не пригодилась. Парочка сухихполеньев – и дело сделано, огонь снова весело гудит в топке, единственнаяопасность, подстерегающая всех, кто греется у открытого огнявоспоминаний, – можно угореть.

* * *

…«ЛА СКАЛА».

Конечно, я отправляюсь именно туда.

С почти истерическим желанием напиться. Или курнуть травы.Или совершить какую-нибудь вселенскую глупость. Смехотворное препятствие в видеформулы «для глупости нужны двое» нисколько меня не смущает. Второй обязательнонайдется. Я убеждаюсь в этом, слегка приоткрыв дверцу в респектабельный вертеп:абсолютно пустынный днем, сейчас он полон народу, в основном – европейцами, восновном – мужчинками. Официанты не исключение, нерасторопную утреннююКондолизу сменили бойкие гибкие мальчики с порочными физиономиями жиголо,представить их совершающими утренний намаз весьма затруднительно.

Еще один – главный – жиголо расположился у танцпола,настоящий восточный красавец, внучатый племянник Пророка, одного взгляда на егоподвижное, тонко выписанное лицо достаточно, чтобы тотчас же принять ислам ивсю оставшуюся жизнь посвятить борьбе с неверными. Странно, что он до сих порне уехал в Европу, что до сих пор не кадрит толстомясых зажиточных шведок илисексуально озабоченных швейцарок, что вместо всей этой уймы прелестей емудосталась одна, к тому же довольно сомнительная – развлекать залетныхпосетителей песенками из репертуара Брайана Адамса.

И пусть его, Брайан Адаме много лучше Брайана Ферри. А такжеФила Коллинза и Элтона Джона с его дурацкой коллекцией очков.

Голосу парня и правда неплохой, быть может – слишкомсладкий, от такого голоса легко не отделаешься, не избавишься, он застревает взубах, подобно ириске, сколько ирисок можно съесть за раз? Жюль и Джим,горнолыжники из отеля, – вот кого я вижу за ближайшим ко мне столиком.

Джим сосредоточился на певце, в то время как Жюль окучиваетминиатюрную девицу. Она – самая настоящая секси, релаксирующая Эммануэль,Барбарелла в изгнании, такая никогда бы не напялила на себя шелковое платье,никогда бы не набросила на плечи шаль, приобретенную по случаю на городскомпляже по умопомрачительной цене семьдесят пять дирхам, уж не завидую ли я юномусозданию? Ее блестящим волосам, спадающим на грудь крупными кольцами; ее умениюобходиться без сумочки для коктейля, умению носить в ушах всякую дрянь с такимшиком, как будто это – бриллианты, уж не завидую ли я? Нисколько. Скорее япреисполнена сочувствия к Жюлю: прежде чем приступить к окучиванию, ему немешало бы ознакомиться с инструкцией, они прилагаются к каждому серийному образцуБарбареллы-Эммануэль.

DANGEROUSLY!

INFLAMMABLE!

EXPLOSIVE![9]

Для слабо видящих аршинные буквы или вовсе не умеющих читатьпредусмотрены еще и пиктограммы:

Жюль просто-напросто проигнорировал их и инструкцию заодно,до меня доносится вчерашняя история про взрыв в лондонском автобусе,рассказанная Франсуа Пеллетье, и еще одна история – про sms-сообщение,отправленное двоюродным братом (по версии Жюля – это брат его приятеля,скромника-Джима), и, под финал, я слышу печальную балладу о Мерседес, сладкой,как яблоко. Чертов Жюль взял ее напрокат у студентика Мишеля, теперь Мерседес –его возлюбленная, заколка и кольцо – вот и все, что осталось в память о ней,Жюль безутешен. Он был безутешен все это время, он страдал, и вот сегодня…сегодня свершилось чудо и он встретил девушку, так похожую на Мерседес, Джимможет подтвердить это, не так ли, Джим?

Джим, покачивающийся на волнах музыки, рассеянно кивает.

Этого недостаточно, чтобы рука Жюля утвердилась на плечедевицы, Жюль еще не знает, что бывает с теми, кто не читает инструкций поприменению.

Я – знаю.

Взрывоопасная (explosive!) Барбарелла-Эммануэль прыскает вкулак и, качнувшись на стуле, с легкостью избавляется от руки Жюля. Иногдатакое случается, сквозь смех говорит она, и при других обстоятельствах я ни зачто бы тебе не сказала, но и молчать невозможно. У меня тоже был парень, я итоже любила его, и он тоже погиб. И я была безутешна.

– И? – жаждет продолжения Жюль.

– На тебя он не похож. Но это не главное.

– А что же главное?

– А то, – девица заговорщицки понижаетголос, – что он был одним из тех, кто подорвал мадридскую электричку.Возможно, ту самую, в которой тряслась твоя Мерседес. Даже скорее всего.

– Он был террористом-смертником?

– Тогда я этого не знала.

– Вот черт!

– Еще бы не черт. Я потрясена. А ты?

Жюль машинально кивает.

Правды в словах девицы не больше, чем в словах Жюля, но онпросто вынужден реагировать на них – именно как на правду. Все, что для этогонеобходимо: скорбная гримаса, шумный вдох и шумный выдох. И залпом выпитыйбокал, точно такие же стоят и перед Джимом, и перед девицей, жидкость в них –янтарного цвета, то ли бренди, то ли коньяк. После бренди (коньяка)Жюль фыркаетносом, слегка поворачивает голову и замечает меня. Я поймана на местепреступления так же, как и сам Жюль: он споткнулся на жалкой манипуляцииобразом, придуманным не им, я – на подслушивании и подглядывании за этойманипуляцией. Я нисколько не расстроилась.

Даже забавно.

– Теперь ты понимаешь, что между нами ничего нет и бытьне может? Хи-хи, – дожимает Жюля Барбарелла-Эммануэль.

– Но…

– Поищи себе другую дурочку, сладкий мой. И в следующийраз придумай историю попроще. О'кей?

Девять из десяти человек на месте Жюля выглядели быпосрамленными, выбитыми из седла, но только не Жюль, я его недооценила. Идесяти секунд не прошло, как он справился с DANGEROUSLY!. И – с INFLAMMABLE!. И– с EXPLOSIVE!.