– Ну тогда иди на тумбу. – Ирина Алексеевна мотнула подбородком в сторону короткой стороны бассейна, на бортике которой возвышалось шесть стартовых тумб. Ну да – бассейн у нас был, так сказать, сокращенного варианта – и дорожки длиной всего по двадцать пять метров, а не как по олимпийским нормам – пятьдесят, и самих дорожек всего шесть, а не восемь. Но в соседних городках и такого не было. Поэтому и районные, и часть областных соревнований проходили именно в нашем городе. И вот на одни из таких я как раз и был заявлен. Первый раз в своей новой жизни.

В прошлый раз я в подобных соревнованиях впервые поучаствовал, будучи на год с лишним старше. И на пьедестал я тогда не пробился, заняв всего пятое место. Впрочем, и это было довольно неплохо. Потому что участников заплыва тогда оказалось одиннадцать человек. И двое из них так дистанцию и не закончили. Переволновались, расплакались и сошли с дорожки. Малышня – что с нас взять. Так что я тогда оказался в самой середке среди тех, кто закончил дистанцию. Или в лучшей половине, если считать от числа всех, кто был заявлен…

– Готовы? – Крепенький мужичок в теле, исполнявший на этих соревнованиях должность старшего судьи, окинул нас внимательным взглядом поверх сдвинутых на кончик носа очков, после чего согнул правую руку, поднеся зажатый в ней секундомер поближе к лицу, а левую, со стартовым пистолетом вытянул вертикально вверх.

– Ну тогда – на старт, внимание, МАРШ! Дах!

Выстрел стартового пистолета я осознал уже находясь в воздухе. Толчок ногами получился как по заказу. В воду тоже вошел удачно, почти без всплесков, и сразу же руки и ноги заработали, привычно проталкивая тело вперед сквозь куда более плотную, чем привычный телу воздух, среду.

– …а-ай… во-ой… ляч… уны… шла. – Гул голосов и крики болельщиков доносились как сквозь вату. За время гребка уши просто не успевали освободиться от воды в достаточной степени, чтобы звуки могли стать четкими. Но это было неважно. Что, кто кричит – какая разница?

– Хлесь! – Вытянутая вперед в гребке рука задела бортик, и тело само, автоматически кувыркнулось назад, отталкиваясь от стенки сильным толчком ног. Руки тут же заработали с новой силой, а легкие… легкие уже горели. И сердце колотилось так, что, казалось, еще чуть-чуть, и оно выскочит. Причем почему-то именно через уши…

– … а-ал… дец… ай. – Крики уже не воспринимались совсем. Да и вообще ничего не воспринималось. Только пенопластовые поплавки разделительного троса мелькали сбоку перед глазами. Потому как если упустить их из виду, то можно сбиться с траектории и налететь на сам трос. А это потеря драгоценных секунд. Ну или долей этих самых секунд. Не менее драгоценных…

– Хлесь… – Я выдернул голову из воды и повис на бортике, тяжело дыша и блымая глазами. Ну чтобы сморгнуть воду. Неужели все? Интересно, каким я пришел? Оп-па – неужели первым? И рот сам собой расплылся в счастливой улыбке…

– Ты как? – Я задрал голову и одарил тренера улыбкой. – Ну, вижу, что нормально. Давай вылезай и ляг – полежи на лавке. Второй заплыв через пятнадцать минут…

Ну да – в нашей возрастной категории сегодня было заявлено двенадцать участников. На первом-втором заплывах должно было отсеяться по половине участников, после чего на старт выходят шесть оставшихся финалистов. Так что пока еще ничего не решено. Все решится через пятнадцать минут. Но все равно то, что я в своем заплыве пришел первым, – это здорово. И хорошая заявка на пьедестал. Даже если во втором отборочном заплыве пара участников окажется сильнее меня, то уж третьим-то я приду…

Домой я ехал уже не таким счастливым. Несмотря на то что занял аж второе место. Первым стал здоровенный второклассник-восьмилетка, обошедший меня дай бог на ладонь. А то и вообще на полпальца. Впрочем, вполне могло быть, что он меня и не обошел. Просто старшим судьей соревнований у нас был как раз руководитель его секции из столицы области. Вот он и определил, что его воспитанник пришел первым. Ведь никакого фотофиниша в нашем бассейне не было, как, кстати, и любых других средств объективного контроля. Все на глазок… Но и сильно расстраиваться я также посчитал глупым. Второе место на межрайонных соревнованиях в шесть лет… да я в восемь, ну то есть когда мне будет столько же, сколько и сегодняшнему чемпиону, тут всех просто рвать буду! Скорее уж придется как-то напрягаться, чтобы не посчитали «перспективным спортсменом». Потому что идти по спортивной стезе я не хотел категорически. Спорт мне нужен был только и исключительно для развития и как можно более долгого сохранения пикового уровня здоровья, становиться же профессионалом в спорте высших достижений – это, наоборот, свое здоровье гробить. Особенно в семидесятые-восьмидесятые. Потому что в эти времена «химия», причем крайне грубая и токсичная, в спорте уже есть, а допинг-контроля еще, считай, и нету. Вследствие чего ситуация в советском спорте международного уровня такова, что «колеса» жрут все. Причем не только по желанию, но и под приказ. Я знаю. Я когда-то книжку писал в жанре альтернативной истории, и один из главных героев у меня как раз пошел по спортивной стезе. Так что, когда я материал собирал, с очень многими бывшими спортсменами пообщался. И они мне такого понарассказывали – с двенадцати лет детей «химией» начинали пичкать, ну из числа «перспективных», а к семнадцати они уже на таких дозах сидели, что мама не горюй. Эдак я к тридцати годам не то что здоровье не сохраню – вообще инвалидом стану. С состоянием организма по биологическому возрасту аккурат лет на пятьдесят с лишним и с десятком болезней и тяжелейших аллергий до кучи.

Но когда мы проезжали через перекресток между улицами Курчатова и Жолио-Кюри, мое настроение тут же поползло вверх. Потому что на этом перекрестке уже вовсю тянулся вверх дом, в котором будет жить моя Аленушка. Нет, я не собирался бежать знакомиться, поскольку твердо решил как можно более точно повторить всю историю нашего знакомства. То есть оно должно было состояться так же и там же, где и случилось в прошлый раз. Но-о-о… все равно осознание того, что скоро она будет здесь, рядом, грело.

– Ну ты как – не расстроился? – поинтересовался дедуся, когда мы уже поворачивали во двор. Они с бабусей были в бассейне вместе со мной – болели за меня. Потому как сегодня у деда была свободная суббота, так что на работу ему сегодня было не надо.

– Не-а! – Я лениво мотнул головой. – Второе место – это здорово, а первое еще будет. Я ж там самый младший был! Ну из соревнующихся. Другие в моем возрасте еще только в секцию записываются – а у меня уже второе место!

Дед хмыкнул и одобрительно кивнул.

Дома меня ждал роскошный обед – блины! Бабуся заранее подготовила опару и сделала начинку. Так что первый блин был снят со сковородки уже через десять минут после нашего возвращения… Причем забацала она их ажно в четырех видах: обычные, круглые, как солнышки, на выбор – со сметаной с сахаром либо со сгущенкой, и три вида с начинкой – с мясом, с картошкой и грибами и сладкие с творогом. А еще к этому был вкуснючий домашний компот из красной смородины с деревенского огорода.

Когда я, обожравшись, отвалился от стола, дедуся внезапно встал и, выйдя из кухни, через минуту вернулся обратно с очень красивым аккордеоном в руках. Я помнил его. Это… произведение искусства дед также привез из Германии. Нет, не в качестве трофея. Войну дед закончил в Румынии. При короле Михае, ага. А в Германию он попал уже в пятидесятых. После Военного института. И как немец. Ну, то есть, будучи там, он числился немцем и ходил в немецкой военной форме. Потому как работал в советско-германском акционерном обществе «Висмут», которое занималось добычей урана на территории ГДР. Рудники, кстати, заложили еще при Гитлере, ну а после поражения Германии все это попало в руки советской оккупационной администрации. А затем было организовано то самое советско-германское акционерное общество… Кстати, он довольно быстро в этом, так сказать, «наблатыкался». Ну в изображении из себя немца. Дедуся рассказывал, что по роду работы ему приходилось сталкиваться с нашими, советскими солдатами и офицерами, проходящими службу в ГСВГ, так при этом все были уверены, что он либо из антифашистов, эмигрировавших в СССР еще до войны, либо просто провел много времени в плену. Оттуда, мол, и знает так хорошо русский язык. То, что он просто переодетый в немецкую военную форму русский, не понял никто… И вот за время этой командировки дед и прикупил довольно много всяких полезных либо просто красивых вещей – посуду, фарфоровые статуэтки, швейную машинку с ножным приводом для бабуси, механическую пишущую машинку немецкого производства, но с русской раскладкой. Именно на ней, кстати, я в прошлой жизни и «набивал» свои первые рассказы. Ну, когда только-только вставал на, так сказать, писательскую стезю… А также вот этот аккордеон.