— Я вас снаружи подожду, — сказала Глаша, невынесшая той вони, которую издавала предположительно дохлая мышь.

Оказавшись на улице, она поискала глазами Лидину машину и,найдя, глубоко вздохнула. Потом огляделась по сторонам и поежилась. Пейзаж былчудовищным. Могилы, кресты и абсолютно круглая луна на фоне старой часовни. Ниветерка, ни шороха.

Вдруг неподалеку темнота будто шевельнулась. Глашавздрогнула и вытянула шею. Так и есть! Среди могил что-то двигалось!

Еще мгновение — и появилась фигура в черном, котораямедленно пошла в ее направлении. Глаша разинула рот, чтобы завопить, ноподумала, что до смерти напугает если не Прямоходова, то уж Лиду точно. Лидадаст по газам и со страху улетит куда-нибудь в Дмитров, ищи ее потом.

Поэтому вместо того, чтобы орать, она попятилась к дверисторожки. Через минуту фигура приблизилась, оказавшись сгорбленной старушкой спалкой в руке.

— Дочка! — позвала она тихим голосом, и у Глашизашевелились волосы на голове.

«Сейчас позовет меня за собой, заведет в глухое место изакусает», — обреченно подумала она, схватившись за горло двумя руками.Старуха тем временем подошла совсем близко и глянула на Глашу черными глазамииз-под платка.

— Дочка! — снова позвала она. — Ты тут,случайно, козла не видела?

Вибрируя, словно кусок жести, оторванный ураганом, Глашатупо переспросила:

— Ко… Кого?

— Козла! — повторила старуха и пояснила:

— Я из деревни, что за кладбищем. Козел у меня пропал.Черныш. Пугливая такая скотина, всего боится! Один раз трахтур увидал, так убегаж за реку. И вот опять! Прихожу давеча на луг — нет козла маво. И веревки нет.Так с колышком и убег, нечестивец.

К побледневшей как полотно Глаше медленно возвращалсяпривычный цвет лица. Вот только руки по-прежнему так дрожали, что их пришлосьстиснуть изо всех сил.

— Нет, бабушка, — проблеяла она. — Я козла невидела. Вообще никого не видела.

— Куды ж он делся-то? — сокрушенно вздохнуластаруха. — Я ж к нему привыкла. Он у меня все одно что собака. Сгибнетгде, жалко ж. Он один раз уже забирался на кладбище, непутевый. Насилу нашлаяво.

Старуха повернулась и побрела в обратную сторону, вертяголовой по сторонам. Когда она исчезла из виду, Глаша истово перекрестилась.

— Господи, спаси и помилуй! — прошептала она, итут сзади кто-то положил руку ей на плечо.

Она в ужасе подпрыгнула, и тут услышала голос Прямоходова:

— Молитесь? Молитесь, молитесь! Здесь самое местоподумать о вечном. Кстати, у вас двести рублей с собой?

Глаша подтвердила, что с собой, и они отправились к старойтерритории по тропинке вдоль ограды. Издали было видно, что Лида и Жорапродолжают возиться в салоне.

Глаша покачала головой и, не удержавшись, фыркнула себе поднос. Ей было немножко смешно, немножко завидно. По-идиотски остриженная иподкрашенная зеленой краской, Лида, кажется, была счастлива до полногоофигения.

Когда Глаша с Прямоходовым открывали калитку, ведущую кстарым захоронениям, Лида с трудом оторвалась от Жоры и с чувством воскликнула:

— Вон они, искатели приключений! Как ты думаешь, Жорик,что можно делать на кладбище после полуночи?

— Колдовать, — тут же нашелся Жора и неожиданнозаявил:

— Жрать хочу до безумия. У нас ничего с собой нет?

— Ничего, — обеспокоилась Лида. — Но покаГлаха колдует, можем прикупить чего-нибудь. Помнишь, мы проезжали такуюпалатку, тут, недалеко.

— Хорошая мысль, — одобрил Жора. — Поедембыстрее.

— А Глаха не подумает, что мы ее бросили?

— Да мы быстро! Одно колесо — тут, другое — там.

Противостоять ему Лида не могла, поэтому развернулаавтомобиль и отправилась искать палатку с едой, чтобы накормить пылкого и всееще растущего Жору, расходующего массу физической энергии и потому вечноголодного.

Глаша тем временем семенила по асфальтовой дорожке, стараясьне отставать от своего спутника. Прямоходов шел уверенно, по-хозяйскинасвистывая, как фермер, показывающий свои угодья заезжим гостям.

— Вот тут ты аккуратней иди, — предупредил он,замедлив шаг и ткнув пальцем в темноту. — Тут у нас могилка разрыта. Длянового постояльца. Завтра хороним.

— А разве здесь еще закапывают? — спросила Глашадребезжащим голосом. Ей было здорово не по себе, несмотря на жизнерадостногоспутника и фонарик, которым он водил по сторонам.

— Если землю заранее застолбили, то закапывают, Обратнобудем возвращаться, гляди в оба. А то шаг в сторону — и привет!

— Долго еще? — жалобно спросила Глаша.

— Уже пришли, дамочка, не гоношись. Вот, — гордосказал он и посветил на фотографию. Глаша увидела улыбающегося Петю ивздрогнула. Что он тогда говорил насчет техники умерщвления? Что если постояннопредставлять человека мертвым, он умрет. Она тогда еще посмеялась над ним, ивот… Петя мертв, и его снимок все еще украшает могилу какого-то Мультяпова.

— Греби сюда! — велел Прямоходов и взялся зашишечку ограды. — Видишь, пумпочка? Нажимаю, поворачиваю и… Гляди нафотографию!

Он снова посветил на плиту, и Глаша увидела, как большойовальный снимок с громким щелчком открылся, словно крышка шкатулки.

— Опа-на! — радостно засмеялся Прямоходов. —Тайник у нас тут, дамочка, во как!

— А в тайнике что? — спросила Глаша, изумленновзирая на открывшуюся в плите нишу.

— В тайнике ничего! — возвестил тот. — Пусто.Если чего и было, оттуда до нас все вытащили.

— И что теперь?

— Теперь? Теперь гоните двести рублей!

Прямоходов как будто бы обиделся, что тайник не произвел наГлашу нужного впечатления. Она не скакала от радости и не ахала, прижимая ручкик груди.

— Двести рублей, — забормотала она и полезла всумочку. — Сейчас, сейчас…

Копаясь в кошельке, она неожиданно вскинула голову.., иувидела привидение.

Привидение медленно плыло по асфальтовой дорожке в сторонувыхода с кладбища. Оно было большим и ослепительно белым, если не считать двухчерных пятен, похожих на огромные глаза.

Прямоходов не успел рта раскрыть, как Глаша лягушачьимпрыжком преодолела разделяющее их расстояние и вцепилась в его плечи ногтями.

— Эй! — закричал тот. — Вы что, дамочка,опупели? Больно же!

— Там… — прошелестела Глаша, выпучив все, что у неевыпучивалось, — там… Лучше не оборачивайтесь!

Прямоходов, конечно, мигом повернулся и, увидев привидение,веселым голосом сообщил: