– Так что же нам делать?! – наконец взял слово и молодой муж.

Лишь он один смотрел на Мишеля с плохо скрытой неприязнью. Ведь именно ему положено было оказаться на месте этого юнца и совершить подвиг на глазах своей возлюбленной женушки. Но его опередили. Подло опередили! Украли такую великолепную возможность отличиться! Это неправильно, это… это не по-джентльменски!

– Оставить его на дороге, – ответил Мишель. – На ближайшей заставе мы укажем место, где находится этот господин и поверженные разбойники, а уж стража пусть потом сама разбирается. У всех свои дела, и тратить драгоценное время на всякий сброд – увольте.

– М-м… да, верно, – глубокомысленно изрек аббат и ханжески поднял глаза к небу. – Господь сам рассудит, как поступить с этим человеком.

После этих слов все быстро загрузились в дилижанс; у пассажиров вдруг откуда-то появилась мысль, что к разбойникам может подойти подкрепление и тогда жди большой беды. Мишель наклонился над раненым и тихо сказал:

– А вам я советую собрать все силы и скрыться в лесу. На все про все у вас есть два-три часа…

Он уже не питал зла к разбойнику; поди знай, кем был Пьер де Сарсель до того, как стал владельцем школы фехтования. А в том, что бретёр скрывал какую-то малоприятную тайну, Мишель не сомневался. Одно знакомство де Сарселя с Великим Кэзром чего стоит… Так почему Мишель должен строго судить разбойника, валяющегося в пыли посреди дороги, когда его наставник и друг, которого он очень уважал, вполне мог оказаться на месте этого человека?

– Спасибо, мсье, – ответил разбойник. – Вы великодушны, а уж как владеете шпагой, уму непостижимо… Это вам… за вашу доброту, – он полез за пазуху и достал увесистый кошелек. – Берите, берите! Если выживу, еще добуду, а ежели нет… зачем тогда мне эти деньги?

Мишель колебался недолго. В конце концов, это его приз! Стараясь, чтобы попутчики ничего не заметили, он быстро спрятал кошелек, дружески кивнул предводителю разбойников, сел на свое место, и дилижанс, по-прежнему громыхая, двинулся дальше, но с гораздо большей скоростью – понятно почему.

Только теперь все заметили, что начало темнеть. Близился вечер.

Киев захватили войска Януша Радзивилла. Это произошло так легко, что люди диву давались: во главе небольшого отряда польный гетман ворвался через Львовские ворота, и киевскому магистрату не осталось ничего другого, как преподнести ему ключи от города на серебряном блюде. К защите Киева готовились, даже создали ополчение, да уж больно плохими оказались оборонительные сооружения древнего города, поэтому никто из мещан, особенно состоятельных, сильно не рвался сложить голову на изрядно порушенных валах и в мелких окопчиках, тем более что нападали не какие-нибудь ордынцы, а свои – поляки и литвины, с которыми жили вместе более трех веков. Уж они-то точно не обидят, втайне думали многие. Поэтому вопрос «за что воюем?» был отнюдь не праздным.

Впрочем, Янушу Радзивиллу здорово повезло. Вот уж поистине, если в яблоне завелся червь, то не жди от нее добрых плодов. На самом деле Киев был сдан по наущению митрополита Сильвестра Коссова. Он, как и некоторые богатые киевские граждане, был возмущен народным восстанием против поляков. Именно киевский митрополит послал к Радзивиллу гонца с письмом, в котором просил, чтобы польный гетман как можно быстрее прислал войско для охраны города. Мало того, Сильвестр Коссов и архимандрит Киево-Печерского монастыря Иосиф Трызна в резкой форме предложили полковнику Антону Волочаю-Ждановичу убраться со своими казаками из Киева. О том, чтобы благословить казаков на защиту города, и речи не шло.

Вот и пришлось Антону Волочаю, вопреки приказу Богдана Хмельницкого, держаться до подхода основных сил, оставить Киев на разграбление жолнерам Януша Радзивилла. Чем они и занялись, едва закончился богатый пир в честь «освободителей» в городской ратуше…

Тимко Гармаш и Микита Дегтярь пробирались тихими улочками и переулками к усадьбе Тыш-Быковских. Наступили вторые сутки после захвата города войсками Януша Радзивилла, и пьяные жолнеры, распаляясь все больше и больше, грабили всех подряд, насилуя женщин и девиц вне зависимости от происхождения и возраста. Бурса стояла пустой, спудеи разбежались кто куда, и друзьям пришлось ночевать в каком-то сарайчике на Подоле. Но сон к Тимку никак не шел; из головы не выходил образ Ядвиги. Как она там, что с ней?

Ее отец почти выздоровел, но был слишком слаб, чтобы увезти детей из Киева в свое небольшое поместье до прихода войск польного гетмана. В отличие от других состоятельных граждан города, Тыш-Быковский не тешил себя надеждой, что все обойдется и его семью никто не тронет. Будучи старым воином, он хорошо представлял, какие порядки заведет Януш Радзивилл, захватив Киев.

В одном из переулков бурсаков остановил женский крик:

– Ратуйте, люди добрые! Ой, что ж это деется! Геть отсель, охальники!

– Пошла прочь, старая курва! Йозеф, дай ей копняка под зад!

Послышался звук удара, стон, а затем высокий девичий крик:

– А-а! Не надо, не надо!..

Тимко и Микита переглянулись и, не сговариваясь, перепрыгнули через невысокий тын. Черная ярость застила глаза, но двух жолнеров они увидели так ясно, словно они были нарисованы на белом листе бумаги. Один снимал штаны, а второй, уложив девушку на землю и содрав с нее сорочку, крепко держал бедняжку, чтобы она не сопротивлялась. Неподалеку от них пыталась подняться женщина преклонных лет; похоже, ей здорово досталось, потому как она мало что соображала, лишь со стонами мотала головой, чтобы прийти в себя.

Жолнеры настолько увлеклись предстоящим насилием, что заметили вооруженных бурсаков, когда те оказались совсем рядом. Карабела Тимка пропела свою зловещую песню, и голова того, кто держал девушку, покатилась по двору как созревшая тыква. Второй хотел схватиться за оружие, да помешали снятые портки; Микита с лихой усмешкой на жестко очерченных губах не спеша приблизился – наверное, чтобы насладиться ужасом, который ощутил насильник перед ликом неминуемой гибели, – и его боевой топор на длинной рукояти вошел в тело жолнера по самый обух.

Юная, хорошо сложенная девушка поднялась и предстала перед несколько опешившими бурсаками во всей своей прекрасной наготе. Она пока не понимала, что случилось, и Тимко, которому на ее месте вдруг привиделась Ядвига, мигом снял свой кунтуш и накинул ей на плечи.

– Ты это… оденься, – сказал он, смущенно опуская глаза.

Только после его слов до девушки дошел весь смысл происходящего. Она залилась слезами и сказала прерывающимся голосом:

– Мне вас послал Господь… Спасибо, добрые люди…

Она низко поклонилась и убежала в хату, чтобы привести себя в порядок. Тем временем Микита помог подняться на ноги и старухе. Бабка уже пришла в себя.

– Благодарю вас, сынки, – сказала она, вытирая слезы уголком платка. – Велика Божья милость, коль он прислал помощь бедным женщинам. А вам будет награда. Ждет вас долгая жизнь и удача. Это я вам говорю, старая Мавра…