Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если здесь живут Гармаши, то да, к вам, – ответил Тимко.
Странное дело: он так отвык за годы скитаний от родного языка, что говорил на нем запинаясь, словно на чужом.
– Диду, диду! – позвал подросток. – Тута якыйсь паныч вас спрашует!
– Трясця его матери… – послышалось ворчание откуда-то из глубины двора. – Кого там нечистый притащил?
Тимко ощутил слабость в ногах – это отец! «Слава богу, батька жив…» – подумал он и мысленно перекрестился.
Старый Гармаш за годы сильно изменился. Он стал совсем седым, лицо избороздили глубокие морщины, длинные усы висели как пакля, он немного горбился и приволакивал правую ногу.
– И шо вам, ваша мосць, трэба? – спросил он, с подозрением глядя на Тимка.
Не узнал! Батька его не узнал! Тимко прикусил губу: да, годы изменили не только отца… Он провожал в киевский коллегиум тонкого, как камышинка, подростка, а теперь перед ним стоял загорелый широкоплечий воин – шрамы на лице не спрячешь, – притом какой-то родовитый пан, судя по дорогой карете и охране.
– Батьку, это же я… Тимко… – деревянным языком сказал бывший капитан буканьеров.
Старик пригляделся и вдруг отшатнулся, словно увидел призрака.
– Чур тебя! – он перекрестился. – Сгинь, нечистый! Тимка давно нет на белом свете!
– Батьку, вот вам крест, я живой и никакого отношения к нечистой силе не имею! – Тимко рванул рубаху на груди, чтобы отец увидел его кипарисовый крестик, с которым он не расставался ни в неволе, ни на Мейне.
Старый Гармаш какое-то время остолбенело смотрел на Тимка, а потом сказал:
– Может, и правда… А скажи, как звали нашу бабку? Ту, что тебя, шибеника, крапивой по заднему месту охаживала?
– Баба Гапка.
– Значит, и впрямь Тимко… – старый Гармаш растерянно потоптался на месте. – Ну так, может, почеломкаемся…
– Батьку!.. – Тимко обнял старика и почувствовал, что из глаз у него потекли слезы.
Впрочем, и у старого Гармаша изрядно выцветшие от прожитых лет глаза тоже были на мокром месте.
– Что же мы стоим у ворот! – воскликнул он, когда немного успокоился. – Прошу всех во двор, панове! – обратился он к охране Тимка. – Такая радость, такая радость… Гулять будем!
Ворота отворились, и Тимко подошел к хате. Она была чисто выбелена, и в этом чувствовалась женская рука.
– Мама… жива? – с надеждой спросил Тимко.
Старый Гармаш потупился и ответил:
– Ушла она, сынку… Туда, откуда еще никто не вертался. Как пошел слух, что тебя на войне убили, так и…
Тимко тоже опустил голову. Мать… Она часто спасала его от отцовских розог, иногда даже подставляя под удары свои плечи. Царствие небесное…
Тут на крыльце появилась русоволосая молодая женщина необычайной красоты, с яркими зелеными глазами. Тимко взглянул на нее… и оцепенел. Не может быть! Это сон!!!
Она тоже узнала его. Сразу. Вскрикнув, как чайка, женщина, обливаясь слезами радости, бросилась Тимку на грудь.
– Я знала… Я верила, что ты жив… – лепетала она, тесно прижимаясь к нему.
– Ядвига! Ядзя… – еле выговорил Тимко. – Как, почему ты здесь?! Твой отец сказал, что выдал тебя замуж! Но я все равно искал! И не нашел…
– Отец увез меня к родственникам. Потом, когда он умер, я ушла из семьи, отыскала твое село и твоих родителей, и они приняли меня, как родную. Да, меня хотели отдать за шляхтича, но я отказалась наотрез, сказав, что наложу на себя руки. Да и поздно мне было выходить замуж…
– Что значит – поздно?
– Я… родила. Сына. Твоего сына, любимый мой!
– Сына… У меня есть сын?! – Тимко почувствовал, что у него голова идет кругом.
– Да. Тымиш! Поди сюда!
К ним подошел подросток, который встретил Тимка у ворот. Он смотрел на паныча исподлобья, пока не понимая, почему это мать бросилась ему на шею.
– Сынок, это твой батька, – сказала Ядвига, обнимая подростка и подталкивая его к Тимку.
– Тымиш… сын…
Тимко смотрел на мальчика и чувствовал, что если и есть рай, то сегодня его родное подворье каким-то чудесным образом оказалось в этом благословенном месте…
На этом мы окончательно опустим занавес над нашим повествованием. Нам неизвестно, остался ли казак Тимко Гармаш в родных местах, или сьёр Тимоти ле Брюн, забрав семью, возвратился во Францию. Да это и не важно. Главное заключается в другом – человек никогда не должен терять надежды. Она, как маяк, всегда ему светит, где бы он ни был, что бы ни делал и в какие бы передряги ни попадал.
Fors juvat audentes – судьба помогает смелым.