не пытался меня преследовать, просто стоял и смотрел. Когда я оглянулась, он поднял руку и помахал. Я отвернулась и, тяжело дыша, продолжила путь. Но даже войдя в дом и захлопнув за собой дверь, я была уверена, что он найдет меня в любое время, когда захочет.

* * *

Когда боль усилилась, Роджер стал читать стихи и держал меня за руку во время родов.

— Я бы ни за что не пропустил это, — сказал он, когда мы вместе стали баюкать ребенка, — посмотри на нее! Наша любовь встретилась в биении ее крошечного сердца.

Когда я начала плакать, вспомнив о маме, он вытер мои слезы и сказал:

— Мы должны переживать потери, чтобы новая любовь могла прийти в мир. Это круговорот жизни.

Он всегда знал, что сказать.

* * *

Три недели спустя я снова увидела его в библиотеке. Я была в исследовательском отделе и притворялась, что просматриваю раздел «Требуются» в «Болтон Ивнинг Ньюс», а на самом деле составляла список десяти своих самых любимых стихотворений Эмили Дикинсон.

Под номером один я поставила «След похорон в моем сознании» и стала спорить сама с собой, что лучше — «О, небеса, вас не могу достичь» или «Когда я умирала — жук влетел». Потом, из всех голосов, внутренних и внешних, мой разум остановился на том, который произнес: «Миллер». Я резко подняла голову и увидела его.

Он стоял и болтал с мисс Мегерой, и меня поразил изменившийся язык ее тела. Обычно она очень чопорная и одновременно бодрая и ей нравится прижимать к груди стопку книг. Но хотя этот цыганистый парень выглядел весьма небрежно и даже экстремально, с длинными волосами и проколотыми ушами, в бандане и кожаных напульсниках, она наклонилась к нему, будто знала его сто лет. Она улыбалась, взбивала свою челку, как делали девочки в школе, когда разговаривали с кем-то, кто им нравится.

Я услышала, как она сказала: «Это необычное написание» и «у меня была тетя, которая жила в Нантвиче. Я помню, там есть прелестная церковь с квадратной зеленой лужайкой».

— Мы не особенно часто ходим в церковь, — сказал он. — Мама скорее язычница, если она вообще во что-то верит. Но там Действительно довольно красиво. Я люблю бывать в храмах, у них сильная энергетика. Особенно в готических.

Когда я смотрела на них, его глаза встретились с моими, и я приподнялась с места. Я могла бы залезть под стол, но было слишком поздно — мисс Мегера повернулась в мою сторону и кивнула головой, потом вышла из-за стола. Он вежливо пропустил ее вперед, и на ее лице промелькнула легкая тень удовольствия.

— Кейт-Кэт, — сказала она, подходя ближе, — тут пришел молодой человек, который хочет с тобой познакомиться.

Словно мы все оказались на великосветском приеме.

— Привет, — сказал он, стоя на почтительном расстоянии, — меня зовут Кэллум. Кэллум Тернер.

Широкая улыбка, взлет бровей. Я заметила, как то ли бусы, то ли что-то в этом роде блеснуло у него на груди.

— Кэллум составляет свое фамильное древо, — сказала мисс Мегера, с улыбкой взглянув на меня. — Он путешествует по всей стране и ищет дальних родственников.

— Еще только собираюсь. Это моя, так сказать, первая остановка.

Не глядя на него, я повернулась к мисс Мегере.

— Я не знаю никого по фамилии Тернер. Полл никогда не упоминала никаких Тернеров.

Мисс Мегера наклонила голову, как бы приглашая его говорить.

Он сказал:

— Возможно, я твой кузен. Я думаю, хотя, может быть, и ошибаюсь, что моя мама — сестра твоей мамы.

Краска бросилась мне в лицо. Наверное, я стала красной, как свекла, потому что мисс Мегера сказала:

— Пройдите в кабинет. Там вы сможете полчасика пообщаться наедине. — Я не шелохнулась. — Идите. Я не всем это предлагаю. — Она подошла ко мне и взялась за спинку моего стула. Я встала.

— Моей мамы здесь нет, — сказала я, проглотив комок в горле. — И мы не знаем, где она. Она убежала девятнадцать лет назад, когда я была маленькой, о боже, может, ты знаешь, где она живет?

— Нет, — сказал Кэллум, — извини. Как жаль.

Мисс Мегера перевела взгляд с меня на него и обратно и подтолкнула нас по направлению к пустому кабинету.

Когда мы почти подошли к нему, мисс Мегера взяла меня за руку и потянула в сторону.

— Извини, мы только на минуту, — сказала она Кэллуму, потом понизила голос. — Если у тебя нет желания с ним говорить, Кэт, только скажи. Я решила, что ты захочешь встретиться с человеком, который знает о твоей семье, но я и подумать не могла, что он сделает сообщение такой важности. Мне в голову не приходило. Должно быть, я поступила опрометчиво. Так что, пожалуйста, не думай, что тебе обязательно с ним говорить.

— Нет, я поговорю.

— Возможно, тебе будет больно услышать какие-нибудь не очень хорошие новости. Ведь ты же не знаешь, что именно он собирается тебе сказать. Может, вовсе ничего не скажет.

— Я понимаю.

Мисс Мегера взглянула на меня.

— Ты хочешь, чтобы я осталась?

— Но вы ведь не можете. Вы должны быть в зале.

— Мисс Оллертон может заменить меня… Хотя нет, ты права… Я должна быть там. Но я сразу же приду, если понадоблюсь. Хорошо?

— Не говорите никому, что он только что сказал, хорошо? Вообще никому. — Я почувствовала дрожь в своем голосе.

— Конечно, не скажу. Это ведь не мой секрет. — Она проводила нас до двери, вошла и быстро оглядела комнату. — Сделайте кофе, если захотите, чайник вон в том углу. Там же есть шоколадные пастилки. Не трогайте только этот пакет с бананами мисс Оллертон. Передвиньте вон те каталоги, вот так. Я вернусь минут через двадцать.

Потом дверь закрылась, и мы остались одни.

— Это большая честь, — услышала я свой голос.

— Что, говорить с тобой? Я это знаю. Мне повезло.

— Нет, — пробормотала я, — что она пригласила нас сюда. Это территория мисс Стокли. Ей принадлежит вся библиотека, ну не совсем, но она считает себя здесь полноправной хозяйкой. А этот кабинет — что-то вроде святилища.

— Procul, о procul este, profani, — сказал Кэллум.

— Ты знаешь латынь?

— Меня научила мама. Это из Виргилия. Я и греческий знаю немного. Мы будем пить кофе или что?

Он встал и включил чайник, а я в это время думала о сталкивающихся скалах и водоворотах. Если ситуация выйдет из-под контроля, все, что мне нужно сделать, это открыть дверь и выйти.

— Теперь обо мне. Мне семнадцать, и я учусь в шестом классе в Крю-колледже. — Он прошелся