— «Билл, твоя посылка доставлена «Федерал экспресс». Согласен, постепенно складывается понимание, что к чему, но надо еще работать и работать».

«Билл, это хорошая вещь, я могу ее продать где угодно. Но это не то, о чем мы с тобой говорили. Я прилетаю во вторник на «Тай эруэйз». Все обсудим».

«Билл, должен признать, что последний вариант меня поразил. Не совсем то, что надо, но очень близко. Сегодня направляю второй транш. Принимай».

Я прервался и обвел взглядом склонившиеся над кроватью лица.

— Скажи ему, — повернулся Розен к Нейпу.

Тот прокашлялся.

— Сильвестр Уоррен — человек с большими связями. Он знаком с сенаторами и конгрессменами. Благодаря своему дару находить дизайнеров он обеспечивает драгоценностями не менее тридцати процентов самых богатых женщин и большую часть богатейших мужчин Америки. Знает каждого, у кого водятся большие деньги, жертвует огромные суммы Республиканской партии, чуть меньше — демократам. Время от времени его приглашают в Белый дом. Он знаком с судьями и высокопоставленными юристами. ФБР много лет за ним следит, подозревая в махинациях с произведениями искусства. Но он слишком хитер, и его не удается поймать за руку. Мы не знаем обо всех специалистах по нефриту, но он, безусловно, один из ведущих мировых экспертов. Это его хобби, его страсть и профессия. Уоррен — тот еще плут, обирает только богатых, а богатые не хотят признаваться, что их обобрали. Учитывая сегодняшние приоритеты, Бюро не имеет возможности бросать на подобные дела значительные ресурсы.

Я поцокал языком.

— Следует ли понимать так, что у него самая большая в мире частная коллекция нефрита?

— Да.

— И он время от времени продает изделия из нефрита на аукционе?

— В основном частным образом, но иногда «Кристи» или «Сотбис» выставляют его вещи на аукционы. И это каждый раз оборачивается сенсацией. Появляются люди, которых давно считали умершими. Разумеется, покупка осуществляется доверенными лицами, поэтому публика в неведении, кто именно торгуется.

Розен нахмурился и продолжил рассказ:

— Вашингтон не горит желанием собирать улики против Уоррена, если только эти факты не окажутся столь доказательными, что от него отвернутся все друзья, а это невозможно, поскольку Уоррен не оставляет таких улик — он слишком хитер. Еще одна проблема: если и существуют подобные улики, их следует искать в Таиланде… Мне продолжать?

— Хотите сказать, что у него слишком хорошие связи, то есть если какая-нибудь улика всплывет на свет, на следующий день она исчезает?

Фэбээровцы дружно кивнули.

— Сколько лет мистеру Уоррену?

— Шестьдесят два, но выглядит на сорок с небольшим.

— А карьеру начал в двадцать с чем-то?

— Получил степень магистра по камневедению и еще одну — по китаистике. Диплом писал по последнему периоду империи. Хорошо говорит на мандаринском наречии китайского языка, очень неплохо владеет тайским. — Нейп помолчал и провел пальцем вокруг экрана монитора. — Знает также сватский диалект Шаньтоу.[18]Это вам о чем-нибудь говорит?

— Это то, откуда явились китайцы чиу-чоу? Они заправляют Таиландом. Держат в руках наши банки и основные отрасли бизнеса. У них наши имена, но они — чиу-чоу.

— Думаю, вы все правильно поняли, — кивнул Розен.

Нейп сделал паузу, изучая выражение моего лица. Я с прилежным видом смотрел на него. Он кашлянул и продолжал:

— Мы не желаем, чтобы это просочилось в прессу, но возможная гипотеза такова: довольно невежественный чернокожий сержант морской пехоты с неожиданным чувством прекрасного где-то после семнадцатого мая девяносто шестого года, через несколько месяцев после приезда, посещает Лаос, где на пробу приобретает один или два необработанных нефрита и заводит свой сайт в Интернете. Сильвестр Уоррен оценивает качество работы и не обращает внимания на тему. В следующий приезд в Таиланд он встречается с Брэдли. Сержант в восторге, что его скромное предприятие привлекло внимание столь значительного человека. В этом союзе он видит возможность поднакопить денег на пенсию. Брэдли понимает, что Уоррену нужен непосредственный контакт с местными мастерами, потомками первоклассных резчиков по нефриту, бежавшими из Китая в сорок девятом году от коммунистов. У Уоррена, разумеется, есть свои мастера, причем лучшие в мире, но он не может пользоваться их услугами для незаконных дел. Брэдли способен предложить людей, готовых выполнить любой заказ, и американский контроль качества. Мы говорим о подделках. Каждый раз, когда музей или частный коллекционер издает каталог, в мире находятся люди, которые копируют и продают лучшие образцы. Нельзя научными способами доказать, что изделие из нефрита поддельное. Определение возраста на основе радиоуглеродного анализа не подходит, на основе термолюминесцентного — тоже. — Он повернулся к Розену: — Я вчера проверял.

Я поднял глаза.

— Но для того чтобы мастерам Брэдли что-то скопировать для Уоррена, им необходимо иметь оригинал.

— Мы об этом думали, — ответила Кимберли Джонс. — Предположили сначала, что Брэдли присвоил какой-нибудь бесценный экспонат из коллекции Уоррена, но решили, что это невозможно: во-первых, ему некуда было бы скрыться, и, во-вторых, он не сумел бы продать вещь и за половину достойной цены. Артефакты являются достоянием гласности, эксперты знают, что и кому принадлежит, вплоть до даты приобретения. Только сам Уоррен мог продать предмет из своей коллекции, будь он поддельный или настоящий.

— И стал бы Уоррен прибегать к помощи змей, чтобы отомстить? — добавил Нейп. — С его деньгами и здешними связями он мог прикончить Брэдли и представить дело так, будто тот умер естественной смертью. Зачем ему лишняя шумиха?

Я тоже на секунду задумался вместе со всеми.

— А что значит слово «транш»?

— Буквально «доля». Видимо, имеется в виду, что Уоррен финансировал эксперимент и передавал Брэдли деньги через своих агентов в Бангкоке. Но, как все богатые люди, он невероятно прижимист и много бы не заплатил. А большой куш — это та морковка, которой он манил сержанта, когда тот изготовил превосходную копию одного из его шедевров.

— Странная игра, если этот Уоррен настолько богат.

— Добро пожаловать в американский капитализм, — прогудел Розен. — Величайшая система, если не считать, что всем всегда мало.

— Всадник на коне… — пробормотал я, но лица моих собеседников остались непроницаемыми. Я терял силы и позволил себе роскошь ввергнуть свое сознание в божественное лоно Будды.

С помощью Интернета и циркулировавших в управлении слухов нам с Пичаем ничего не стоило сложить воедино пьяные слова полковника, но их смысл мы так и не поняли.