Когда человека подняли, оказалось, что это один из поваров, работавших на кухне в момент взрыва. Одежда на нем была черной от гари, а в руках он сжимал какую-то доску. Когда ее отняли, оказалось, что это икона Николая Угодника, с которой повар и выбежал из охваченной пламенем кухни.

— Баллон! — твердил он. — Баллон с газом рванул!

Как только стала ясна причина возгорания, поднялась еще бо́льшая паника.

— Караул! — закричал кто-то. — Там еще три баллона стоят! Сейчас рванут!

И точно. Сразу же раздались почти подряд еще три взрыва. Два громких, один потише. Третий баллон был наполовину опустошен, поэтому и мощность взрыва оказалась ниже. Но наделать больших разрушений, чем уже наделал первый взрыв, эти три не смогли. Стекол в окнах и так не было. Их вынесло еще первой взрывной волной. Все, что могло разрушиться, разрушилось тогда же. Каменные стены должны были устоять. А вот деревом приходилось жертвовать.

Трапезная была двухэтажная, пылающая кухня находилась на первом этаже. Железобетонные перекрытия второго этажа удерживали пока что огонь и помешали взрывной волне распространиться наверх. Поэтому новенькая железная крыша удержалась на месте, взрывом ее не повредило. Но теперь ей грозила новая опасность: огонь продолжал бушевать, поднимаясь все выше. Еще немного, он доберется и до стропил, на которых держалась крыша. Все понимали, если крыша провалится, это будет серьезным ударом. Восстановить крышу будет не на что. И значит, открытие богадельни для старушек, в том числе и для деревенских отшельниц, будет снова отложено.

— Воды! Пожар! Тушите скорей!

Какое-то время люди носились без всякой пользы, скорее мешая, чем помогая друг другу. Но затем общий шум и крики перекрыл голос матушки Галины:

— Тащите насосы! Разворачивайте шланги. Двое с лопатами ко мне. Трое в сарай за инструментом. Остальные закидывайте огонь снегом. Быстрей! Не ждите!

И все как-то организовалось. Голос у матушки Галины был высокий и пронзительный, как раз такой и был нужен среди общего галдежа и паники. Кому-нибудь со связками послабей было просто не справиться с такой задачей. А вот матушку Галину слышали все. И если раньше люди морщились, когда она отдавала им указания, то теперь среди общей паники были рады ее руководству.

Из развернутых шлангов вверх ударили струи воды. Они попали в окна второго этажа, где огонь еще не успел набрать полную силу. Струи воды шипели, соприкасаясь с пламенем. Большая часть воды испарялась еще в воздухе. Но какая-то небольшая доля все же успевала пролиться на пол, препятствуя огню подняться с первого этажа на второй.

Все понимали, что первый этаж отстоять уже не удастся. Речь шла лишь о том, чтобы спасти крышу и по возможности минимизировать ущерб от пожара на втором этаже в главной трапезной.

Яна с Верой и Наташей помогали как могли. Они тоже закидывали огонь снегом. И молились о чуде:

— Господи, спаси и помилуй. Господи, если ты нас слышишь, сотвори чудо! Помоги нам, Господи!

И чудо произошло! Без профессиональной пожарной команды пожар был ликвидирован. Благодаря пронзительному голосу матушки Галины, отдававшей четкие команды на протяжении всего сражения, людям удалось отстоять все соседние с трапезной здания. Огонь не сумел перекинуться ни на строящуюся гостиницу, ни на кельи, ни на хозяйственные службы. И даже второй этаж трапезной был лишь слегка попорчен огнем, а в целом устоял перед натиском стихии.

Но все это еще предстояло выяснить впоследствии, а пока что все обитатели монастыря, черные от сажи и копоти, собрались на пятачке голой земли перед трапезной. От жары снег тут совершенно растаял. Земля была покрыта осколками стекол, кусками обгорелых досок и упавшей со стен штукатурки.

Ни у кого не было сил, чтобы что-то говорить. Люди просто смотрели на пепелище, вздыхали и тихонько крестились. Все испытывали шок, но в то же время постепенно к людям приходило чувство облегчения. Пожар был потушен. Монастырь уцелел.

Никто из них и не подозревал, что самое худшее для их монастыря еще только впереди.

— А что это там у стены лежит? — внезапно произнесла Янка, приглядываясь к какому-то предмету.

Она подошла поближе, желая разглядеть, и внезапно вскрикнула. Из-под остатков черного снега выглядывала кисть человеческой руки. Янка отпрыгнула назад, наткнулась на какую-то преграду, шарахнулась от нее и чуть не свалилась на землю.

— Тихо ты, оглашенная! Чего орешь?

Только сейчас Янка поняла, что все это время она дико верещит не своим голосом.

— Там, там, там!..

— Что?

Но Яна не могла нормально говорить.

Она лишь тыкала пальцем и повторяла одно и то же:

— Там! Там! Там!

Ее поведение привлекло к себе внимание других людей. Они подошли ближе. И тоже увидели. Кто-то выругался. Кто-то охнул. Одна матушка Галина не утратила самообладания.

— А ну-ка, водичкой полей, — хладнокровно приказала она. — Посмотрим получше, может, кажется только.

Водой из шланга быстро смыли и снег, и копоть, и прочую грязь. И стало ясно видно, что пора не просто кричать, пора вопить благим матом. Янка так и поступила.

Широко раскрыв рот, она завопила чуть ли не она всю округу:

— А-а-а-а!

— Покойница! — загомонили следом за ней и люди. — Мертвячка!

Увы, пожар, растопивший снег, помог обнаружить нечто такое, что в противном случае могло спокойно пролежать в сугробе до самой весны. Это было тело молодой женщины. И сначала подруги испугались, что это Марина. Но нет, волосы у Марины были прямыми и доходили ей лишь до плеч. А у этой женщины на голове были роскошные светло-золотистые локоны. Они укутывали ее подобно покрывалу и были такими длинными, что доходили до талии.

— Ик! — икнул кто-то в толпе. — Баба-то голая!

— И что творится!

— Храни нас всех бог!

— Отца Анатолия скорей зовите.

Отец Анатолий уже был тут. Он постоял какое-то время перед покойницей, а затем, резко скинув со своих плеч пальто, набросил его на погибшую, прикрывая наготу от взглядов посторонних. После этого действия священник повернулся и молча, не сказав никому ни слова, зашагал к церкви. Плечи его поникли, а голова тряслась. Подруги впервые видели священника в такой скорби. И невольно задались вопросом, уж не признал ли он в покойнице какую-то свою знакомую?

После ухода отца Анатолия никто не осмеливался подойти и дотронуться до покойницы. Одна лишь матушка Галина не убоялась. Она осторожно приподняла краешек пальто и внимательно осмотрела тело женщины.

— Перед смертью ее жестоко пытали. Все тело у бедняжки в кровоподтеках и ссадинах.

— А не могли эти травмы нанести уже после смерти?

Матушка Галина смерила задавшую этот вопрос Наташу взглядом наполовину жалостливым, наполовину презрительным.