настроение к лучшему, думал я, одновременно надеясь, что старания парня увенчаются успехом.

В парадную дверь постучали, громко и настойчиво.

Мы посмотрели на короля, запретившего пускать кого-либо без его разрешения. Узнав, что это гонец Филиппа, он распорядился отослать его прочь.

Я с тревогой посмотрел на де Бетюна, в чьих глазах отразилось то же чувство. Филипп никому из нас не нравился, но он был союзником. Разжигание ссоры не принесло бы добра никому и не помогло бы достичь главной цели — взять Иерусалим.

Но Ричарду мы ничего не сказали. Он все еще пребывал в воинственном настроении.

Прошло немного времени, и в дверь постучали снова.

Прибежал караульный.

— Обязан доложить, государь, что снаружи стоит этот самый Гуго, герцог Бургундский, — сообщил он. — Говорит, что не уйдет, пока не поговорит с вами.

Король по-заговорщицки улыбнулся мне: «Ну, что я тебе говорил?»

— Впустите его, — сказал он.

Гуго был хорошо знаком всем нам, в особенности Ричарду. Склонный вторгаться в Аквитанию при любой возможности, герцог в прежние времена водил дружбу с Молодым Королем и докучливым Раймундом Тулузским.

Круглолицый и дородный Гуго, отдуваясь, шел по коридору. Когда жандарм объявил о прибытии герцога, тот протиснулся мимо него, направившись к Ричарду.

— Сир.

Он согнул колено, но пола не коснулся.

— Поздновато для частных визитов, герцог Гуго, — заметил Ричард.

— Ну, первый посланец ведь не смог вручить письмо, сир.

— Как я уже сказал, поздновато для подобных вещей, — ответил король, не поведя бровью. — Что-то стряслось?

— Я прибыл от короля Филиппа, сир.

— Вот как? — Ричард изобразил удивление. — Настолько важное дело, что оно не терпит до нашей завтрашней встречи?

Лицо Гуго, и без того красное, побагровело.

— Ва… ваши флаги, сир, — выпалил герцог. — Они реют над главными воротами, а вот знамен моего господина нигде не видно.

Ричард недоумевающе посмотрел на него:

— На предыдущем совещании Филипп наотрез отказался участвовать в происходящем. Ни один из его воинов не помогал в подавлении беспорядков. Если честно, ходят даже слухи, что сегодня его люди препятствовали входу моих кораблей в гавань.

— Это все неправда, сир.

— У меня нет ни времени, ни желания разбираться. Я не вижу также причины, по которой знамена Филиппа должны висеть на стенах.

— Но он ведь ваш сюзерен, сир, в глазах Божьих и человеческих.

Гуго напомнил о вассальной клятве, принесенной Филиппу Ричардом за континентальные владения: Нормандию, Бретань, Аквитанию и прочее. Подчинение чисто наружное, — по сути, Ричард был куда могущественнее французского короля.

— Так и есть, я люблю его и почитаю.

Голос Ричарда звучал искренне, но все присутствующие знали, что он лжет.

— Если вы признаете верховенство короля, сир, его знамена должны сменить ваши на стенах.

— Он отказался принимать участие в сражении. Не предоставил ломбардцам защиты, хотя те умоляли о ней. И сейчас заявляет права на победу?

— Король Филипп хочет, чтобы его требования были немедленно удовлетворены, — ровным тоном произнес Гуго.

— Само предположение об этом бредово. — Ответ Ричарда прозвучал резко. — Мессина моя. Моя, ты слышишь?

Гуго струсил под гневным напором Ричарда, но признавать поражение не спешил.

— В Везле, сир, вы с Филиппом поклялись делить всю добычу поровну.

— Ту, которую мы захватим совместно.

— Любую, сир.

— С таким же успехом можешь пойти и стукнуться башкой о ту стену. — Ричард указал пальцем. — Мои флаги останутся на месте. Там, где висят по праву. А теперь, если тебе нечего больше сказать…

Расстроенный, но бессильный, Гуго пробормотал слова прощания и отправился восвояси.

— Эх, хотел бы я хоть вполглаза поглядеть на Филиппа, когда он это услышит, — сказал Ричард, не потрудившись понизить голос.

Я любил и почитал короля, но он бывал подвержен приступам губительной гордыни, как в этом случае. Я понял, что де Бетюн разделяет мое мнение, и, посмотрев на каменное лицо Шовиньи, заподозрил в этом и его. Эти двое, впрочем, искусно скрывали свои переживания. А вот чтобы прочитать мои, Ричарду хватило одного взгляда. Он поманил меня пальцем.

— Сир?

Я побрел скрепя сердце по мозаичному полу.

— Ты полагаешь, я поступаю безрассудно?

В тоне его безошибочно угадывалась воинственность.

Я выругался про себя. Ну почему по мне всегда видно, что я думаю? Убедительного ответа найти не удавалось.

— Это не так, сир.

Он фыркнул:

— Когда герцог Гуго уходил, вид у тебя был прямо-таки несчастный.

— Он проявил неуважение к вам, сир, — сказал я, стараясь уклониться от сути разговора. — Мне это не понравилось.

— Ты меня совсем за олуха держишь? Выкладывай все как на духу.

— Король Филипп ошибается, сир.

— Верно. Сюзерен или нет, он не вправе требовать, чтобы его стяги повесили вместо моих.

— Не вправе, сир, — согласился я.

— Но что? — с вызовом спросил Ричард.

— Филипп ведь ваш союзник, сир.

Мой намек был прозрачен.

— Божьи ноги!

Все еще в запале, король разразился гневной тирадой в адрес французского монарха. Отказ помочь в подавлении беспорядков. Многочисленные козни против Ричарда. Как пить дать, здесь, в Сицилии, он замышляет недоброе вместе с Танкредом. Филипп — подлец и обманщик, заявил король, и заключит сделку с самим дьяволом, если она покажется ему выгодной.

— Все, что вы говорите, сир, — чистая правда, но…

На этом я остановился, давая понять, что Филипп и Ричард поклялись не разрывать союза.

— Мошенник не имеет права ни на какую часть богатств Мессины!

Король выдал еще одну речь, но уже не такую долгую. Гнев его, как обычно, быстро прошел, на чем и строился мой расчет.

С минарета на близлежащей мечети раздался призыв муэдзина к молитве: «Хаййа ‘аля с-салях! Аллаху акбар! Ля иляха илля Ллах!»[12]

Ричарда сделался задумчивым.

— Люди в Утремере, внимающие этому призыву, — вот истинные наши враги.

— Именно так, сир, — сказал я, приободрившись. — И чтобы победить их, нам потребуются все силы.

Король весело хохотнул.

Я посмотрел на него.

— Мы скорее побьем Саладина, если бок о бок со мной будет сражаться Филипп, — объявил государь.

Наконец-то он приходит в себя, с облегчением подумал я. И верно, вскоре его гнев улегся, сменившись более благодушным настроением.

— Я злился на Филиппа и до сих пор злюсь, но это не причина обращаться с ним как с мерзавцем, — сказал Ричард. — У него есть-таки право требовать половину всей добычи, взятой нами в Мессине у этой мартышки Танкреда. Так и скажу ему поутру. Вот только сомневаюсь, что Филипп этим удовольствуется: он слишком горд и капризен. Внешние приличия для него — все.

— Он будет по-прежнему возмущаться тем, что его штандарты не висят над главными воротами, сир, — согласился я. — Если есть способ потрафить его тщеславию,