class="p1">— Я бы так не сказал, мадам. Я помешал королю попасть под вылетевшую арбалетную стрелу.

— Не пытайся меня обмануть! С такого расстояния она вполне могла бы сразить Ричарда наповал.

Я признал ее правоту, и она укорила меня, но ласково, потом велела продолжать.

Рассказ о том, как король стоял надо мной, пока я вылезал из люка, рассмешил ее. Как и наше с де Бетюном приключение, когда мы вывалялись в дерьме и моче — этих слов я, понятное дело, не стал употреблять.

— Вы настоящие братья по оружию, — сказала она, когда я закончил. — Ты, король и остальные рыцари двора.

— Так и есть, мадам, — с чувством подхватил я. Но про себя добавил: «Кроме Фиц-Алдельма и де Гюнесса».

— Как давно служишь ты моему брату?

— Одиннадцать лет, мадам.

— Долгий срок. Можно спросить, сколько тебе лет?

— Тридцать, мадам. В августе исполнилось. — Я помялся, потом отважился: — А вам?

— Двадцать четыре. — Она искоса посмотрела на меня. — Ты женат, сэр Руфус?

— Нет, госпожа. Пока еще не встретил подходящую даму.

— А как ты поймешь, что эта встреча произошла?

Взгляд ее был вызывающим, но при этом игривым.

Я с трудом выдержал его. Она была так близко, только руку протяни, и мы вели речь о любви и желании.

— По правде говоря, госпожа, я и сам не знаю.

— Нерешительность — верный путь к поражению, когда дело касается женщин, — со смехом промолвила Джоанна.

— Может быть, госпожа, но так безопаснее.

Я вообразил свое унижение, если я попробую взять ее за руку и получу отказ.

— На поле боя тебе приходится идти на риск, сэр Руфус.

— Разумеется, госпожа. — Я в замешательстве посмотрел на нее. — На войне иначе не бывает.

— В любви то же самое.

Мне показалось, будто щеки у нее слегка порозовели.

Нашу беседу прервал Ричард, разобравшийся со своим делом. Он громогласно обвинил меня в похищении сестры. То была шутка, конечно, но я обрадовался тому, что король не пригляделся ко мне пристальнее. Совет де Бетюна крутился в моей голове, но я отмахивался от него. Я мог думать только о Джоанне и о том, когда случится наша следующая встреча.

Глава 8

Мессина, декабрь 1190 года

Кольчуга звякнула на мне, когда я затопал ногами, стараясь разогнать кровь. Стояло раннее утро, и в вымощенном камнем коридоре дома де Муэка было зябко.

— Пальцы онемели? — шепнул с противоположной стороны входа в часовню де Бетюн. — Мои как каменные.

— Король, наверное, совсем окоченел, — отозвался я.

— Возможно. Зато он ближе к Богу.

Наши взгляды обратились на дверь. За ней, распростершись перед алтарем, нагой, как в день появления на свет, лежал Ричард. Он пришел недавно, чтобы понести епитимью за свои грехи. Мы стояли на страже, не пуская никого, кроме церковников.

Де Бетюн только что рассказал мне, как подобным же образом приносил раскаяние брат Ричарда, Молодой Король, много лет назад. Это был крайний способ испросить прощения, который казался мне не слишком подобающим для монарха. Но я напомнил себе, что нельзя было и представить, в какой разгул пустится король после взятия Мессины. Ричард всегда любил вино и, когда взгляд его западал на какую-нибудь из них, женщин. Однако в те дни дело обстояло хуже, чем когда-либо. Ночь за ночью он напивался до бесчувствия. Ему приглянулась одна красивая служанка, наполовину сарацинка, и он проводил с ней ночи напролет в своей опочивальне.

Но прошлым вечером все резко изменилось. Заявив, что хочет проветрить голову, король приказал мне сопровождать его во время верховой прогулки. Обрадованный хоть какому-то возвращению к прежней жизни и — кто знает? — возможности уговорить короля навестить Джоанну, с которой мы не виделись вот уже несколько недель, я велел Рису и Филипу седлать коней.

Когда мы выехали на улицу, сарацинку как раз выпроваживали из парадной двери. Лицо ее было залито слезами; заметив Ричарда, она окликнула его.

Помрачнев, он позволил ей подойти. Даже опечаленная, девушка была ослепительно хороша. Они обменялись парой слов, служанка протянула руку, которую он неловко погладил, потом сбивчиво попрощался и тронул коня. Пробежав несколько шагов вслед за ним, она остановилась. Слезы снова потекли по ее щекам.

— Едем, Руфус.

В голосе Ричарда звучали властные нотки.

Я повиновался. Мы скакали бок о бок, грифоны спешили убраться с нашего пути.

Король не произносил ни слова.

Отрешившись от воспоминаний, я бросил взгляд на де Бетюна.

— Как думаешь, почему он избавился от той полукровки-сарацинки? — спросил я. — Из-за того, что женится?

— Предполагаю, что так.

— Но ведь для королей естественно иметь наложниц, даже будучи женатыми.

— Ричард не из таких, Руфус. Помни о том, как он относится к жизни, правлению, политике и войне. Он посвящает себя делу целиком и всегда норовит стать первым, лучшим. — Понизив голос, де Бетюн добавил: — Перепахивать девку из прислуги — не тот поступок, который доброму христианину, а тем более королю, подобает совершать.

— Но нам, рыцарям его двора, на это наплевать, — с жаром прошептал я. — Готов побиться об заклад на сто серебряных пенни, что и его воинам, если они прознают, тоже будет все равно.

— И все-таки… Вчера Ричард заглянул в зеркало своей души, и отражение ему не понравилось.

Так и есть, подумал я, припомнив, как накануне король встретился с одной грифонкой. Высмотрев Ричарда, когда мы проезжали мимо главных городских ворот, женщина с плачем и стонами припала к его ногам, лепеча что-то на скверном французском. Государь не прогнал ее, а выслушал. Сообща мы выяснили, что ее единственный сын тяжко болен.

— Мы поехали навестить его, — рассказал я де Бетюну. — Бедолага лежал в ее доме: голова забинтована, глаза открыты, но ничего не видят. Скорее мертвец, чем парень, но еще живой. Появилась соседка, которая лучше говорит по-французски. Она объяснила, что мальчишка, ему всего тринадцать, оказался в толпе при нашем нападении на город и кто-то из солдат ударил его палицей по голове. Мать нашла его, полумертвого, и перенесла в дом. Там он с той поры и лежал, ничего не видя и не слыша, затерявшись между жизнью и смертью.

— Господь милосердный, — пробормотал де Бетюн, на лице которого проступил ужас. — И что король?

— Он был сокрушен. Просил у женщины прощения за то, что невинное дитя так тяжело пострадало, и обещал прислать своего лекаря, дабы тот сделал все возможное. Вернувшись, он дал лекарю кошелек с золотом для них, но все богатства христианского мира не способны исцелить парня. И король наверняка это понимает.

— Ну конечно понимает. Как и то,