Когда Зен встал и собирался выйти из вагона, он увидел, что Коби уже здесь, сердито смотрит на него поверх шведского стола. Зен махнул ему и торопливо проскочил мимо в сторону выхода. Он уже был на полпути к соседнему вагону, когда Коби подошел к Треноди и намеренно громко сказал:

– И что тут забыла эта мартышка из Золотого Узла, а, Трен?

В вагоне, где хранилась коллекция Зенитов, оказалось тихо и прохладно. Едва Зен вошел в первое большое купе, на стенах тут же засияли области медленно сменяющихся люминесцентных цветов. Леди Суфра ждала его внутри. Ее глаза так и засияли от удовольствия, когда Зен почтительно поклонился.

– Итак, Таллис. Как тебе наши Каранаты?

Нова зашептала в гарнитуру:

– Квинта Каранат, светохудожник из династии Орионов…

– Они великолепны, – сказал Зен, моргая, разглядывая сгустки света и повторяя слова, которые разъясняла ему Нова. – Это ведь ранние работы, не так ли? Должно быть, она…

– Он!

– То есть он создал их под впечатлением от абстракционистов, работающих с жестким светом…

Суфра Зенит, похоже, была довольна. Зен чувствовал, что проверка пройдена. Она сказала:

– Эти ранние работы всегда нравились мне больше прочих. Такие смелые цвета!

Зен посмотрел на картины. Он хотел что-то сказать, потом помедлил и подумал, стоит ли, но все-таки произнес:

– В депо Разлома есть особые художники, граффитчики. Они ходят вдоль составов и создают рисунки на стенах вагонов красками из баллончиков. Вот это, по-моему, смело.

– А я уж начала забывать, как оригинально ты мыслишь, Таллис.

– Лучшие из работ поезда демонстрируют с гордостью, провозят их сквозь К-шлюзы, чтобы показать в других мирах. Например, есть одна такая граффитчица, Флекс. Локомотивы обожают ее работы.

– Флекс? Какое необычное имя. – Леди Суфра снова была восхищена. – Я непременно должна посмотреть на ее работы, когда окажусь на станции.

Зен подумал: интересно, а что бы Флекс нарисовала на «Диком огне» и «Времени даров», будь у нее такой шанс? Наверное, плющ и вьющиеся розы. Сделала бы старые локомотивы еще более древними на вид, покрыла бы их убранством из мхов и папоротников, если, конечно, прохождение сквозь К-шлюзы не сотрет их. Он улыбнулся. Флекс пришла бы в восторг от этого состава…

Леди Суфра кивком пригласила Зена в следующе купе, где со стен на него смотрели голографические портреты сотен давно почивших Зенитов.

– Быть может, ты хотел бы увидеть что-то конкретное?

– Вроде бы у вас тут есть всякие горшки…

– Керамика!

– Я имею в виду керамику.

– Ах, да, моя прабабушка, леди Риши, была страстным коллекционером. Большая часть экспонатов, представленных здесь, принадлежала ей. Чибийские вазы, маленькие скульптурки в виде животных под названием «Уэйд Уимзис»[7] – говорят, они со Старой Земли.

– А есть у вас предмет под названием Пиксис? – спросил Зен.

Одна бровь леди Суфры приподнялась и изогнулась.

– Неужели ты наслышан и об этой уродливой древней штуке? Какое все-таки углубленное образование дают вам там, в Золотом Узле.

Они сворачивали то налево, то направо по узкому лабиринту, стены которого были заставлены чибийскими вазами, пока не оказались в маленьком купе, посвященном истории семьи. Там находились медали, церемониальное оружие и боевое обмундирование. В воздухе выцветшими флагами висели голограммы: исторические сцены, знаменитые станции. Зен их почти не замечал, потому что в углу купе, откуда-то из потолка, лился конус света, освещая невысокий пьедестал. На пьедестале стоял Пиксис, еще более неприметный и скучный, чем на фотографиях Ворона.

Зен протянул к нему руку, даже не успев осознать, что он делает. Пальцы ударились об округлую поверхность. То, что он принял за конус света, оказалось колпаком из алмазного стекла.

– О, мы не можем позволить людям прикасаться к нему, – сказала леди Суфра. – Это наша семейная реликвия.

Зен никогда бы не подумал, что кому-то еще придет в голову потрогать Пиксис. Этот предмет не казался ни ценным, ни красивым, как другие экспонаты, – он был почти подчеркнуто скучным.

– А что это вообще такое? – спросил Зен.

– Никто не может сказать наверняка, – ответила леди Суфра. – Само название в переводе означает «коробка», но она цельная, не открывается. Полагаю, этот предмет искусства родом из какой-то давно позабытой эпохи. Очевидно, моя прабабушка сочла его очень ценным. Она оставила четкую инструкцию, согласно которой Пиксис никогда не должен покидать поезд. Возможно, это тоже предмет с Древней Земли, как фигурки «Уимзис», хотя они куда более интересны – позволь, я покажу тебе…

Она положила ладонь на худую спину Зена и легонько подтолкнула его в сторону следующей коллекции, но, едва тот отвернулся от Пиксис, его взгляд упал на одну из голограмм. На ней была изображена историческая сцена, Старлинг словно лицезрел вид из окна в каком-нибудь из летних миров: развевающиеся флаги, раскидистые деревья, отбрасывающие тени на людей, одетых по моде того времени, собравшихся возле огромного золотистого поезда. Форменная одежда и шляпы с перьями, снимающие все вокруг дроны с логотипами давно забытых СМИ. Посреди толпы двигались странные нечеловеческие фигуры – должно быть, аватары Стражей или просто переодетые актеры. И там был кое-кто еще, он смотрел на происходящее с бокалом в руке и с легкой издевкой во взгляде, так хорошо знакомом Зену.

Те же серые глаза, та же натянутая улыбка.

Ворон.

Зен посмотрел на подпись, блок светящихся букв слева от картины:

«Открытие новой платформы в Марапуре, 33-6-2702 по Железнодорожному летоисчислению».

Почти три века тому назад.

Это не мог быть Ворон, это просто кто-то похожий на него…

Но человек с голограммы не просто походил на Ворона – а выглядел в точности как он. Зен увеличил эту часть изображения. Костлявое лицо было один в один таким, каким он его запомнил, вплоть до высокомерной легкой улыбки и глаз, сощуренных от яркого света, словно ему некомфортно находиться под солнцем.

– Важный день для нашей семьи, – сказала леди Суфра, обернувшись посмотреть, что привлекло внимание Зена. – Гляди, а вот и сама леди Риши, стоит возле интерфейса Шигури.

– Это реконструкция? – поинтересовался Зен.

– О, нет. Все эти голограммы – подлинные исторические записи, сделанные в те времена. Ощущение, что то был прекрасный день, который требовалось запечатлеть, не так ли?

Мысли Зена так и танцевали у него в голове, пытаясь отыскать другое объяснение, но постоянно спотыкались об один и тот же очевидный факт: каким-то образом Ворону удалось прожить несколько веков, даже не состарившись.