– Думаешь, она искренне из-за меня переживала? Она выгнала меня из дома и больше не вспоминала.

– Быть того не может. Тебя невозможно забыть. И никто тебя не выгонял. Думаю, та авария стала последней каплей. Ты тогда чуть не умерла, и будь я на ее месте, я тоже отвез бы тебя куда-нибудь далеко-далеко. Туда, где безопасно. Туда, где тебе смогут помочь. А больница Святого Эндрю славится по всему миру.

– И ты бы тоже меня там оставил? Одну-одинешеньку? Я ждала и ждала, но они всего пару раз меня навестили.

Теперь понятно, почему она так не хотела оставлять Бэйли.

Так оставил бы он ее сам? Если только так мог добиться ее покоя?

– Клаудиа, на плечах твоих родителей лежала забота о целой стране. Неспокойной стране. Я помню те времена. А у твоих родителей были и другие дети. А еще долг и ответственность. – Они пожертвовали ее счастьем ради блага тысяч людей, и он сам нередко так поступал, но на этот раз правильные слова казались лишь пустыми, жалкими отговорками.

– Наверное, с твоей стороны все действительно выглядит именно так. И ты бы действительно меня оставил. Долг. Обязанности. Больше тебя ничто и не волнует. Ты ничем от них не отличаешься.

Лукас приказал себе не обращать внимания на вспыхнувшее в янтарных глазах отвращение.

– Я могу понять обе стороны. И их, и маленькой больной девочки, что оказалась взаперти в незнакомой стране. Я понимаю, что тебе несладко пришлось.

Как же он понимал царившую в ее душе пустоту и страх. Даже слишком хорошо. Но страх ослабляет. И заставляет раз и навсегда закрыть двери любым чувствам.

– Dios. – Внезапно осознав правду, он едва устоял на ногах. – А что было, когда они все-таки тебя навестили?

– Я не стала с ними разговаривать. А потом, когда я выросла и выздоровела и мне пришлось с ними говорить, они стали требовать, чтобы я вернулась. Но я всеми силами отстаивала свою свободу.

– Только не это. Ты же сама их оттолкнула из-за той боли, что они тебе причинили. Твоя свобода стала билетом в страну, где нет боли.

– Именно.

– Ты верила, что рано или поздно они оставят тебя в покое и дадут жить своей собственной жизнью.

– Скорее я на это надеялась.

Не важно, что он давно вырос, в душе он все равно оставался Лукасом Алессандро Гайардо, мальчиком, который так и не сумел защитить близких и все потерял. А еще мужчиной, что клялся служить королю и чести. Тем самым мужчиной, который только что лишил женщину невинности. Женщину, которую он клялся защищать. Женщину, которая явно сама не знала, чего хочет от жизни, и уж тем более не знала, как найти любовь, в которой отчаянно нуждалась. Даже если сама этого и не понимала.

Лукас закрыл глаза.

Что он наделал?

Запахнув халат, Клаудиа сбежала вниз по ступенькам. Она совершенно не представляла, что случилось, но одно знала точно: после волшебной окрыляющей ночи Лукас исчез. Ее Лукас.

Сегодня Лукас Гарсия явно вспомнил, что является главой Агентства национальной безопасности, и включил чисто военный способ действий. Холодный. Отстраненный. Настороженный.

Ступая босыми ногами по прохладным ступенькам, Клаудиа пыталась разгадать его мысли. Винит ли он ее за то, что она ожесточила свое сердце и не хочет общаться с родителями? Самой ей пришлось непросто, но выбора у нее не было. И теперь она снова должна решиться.

К счастью, у нее достаточно ума, чтобы не влюбляться в мужчину, который может так страстно заниматься с ней любовью, а потом недрогнувшей рукой завернуть ее в простыню и отнести в другую спальню, пожелав на прощание лишь спокойной ночи.

Он ушел. Поступил именно так, как и обещал, а значит, она не вправе чувствовать боль.

Только…

Разве можно спать, завернувшись в простыню, от которой пахнет сексом и Лукасом?

Не следовало ей ничего ему рассказывать. С тем же успехом она могла вырвать из груди сердце, надрезать его скальпелем и выложить на стол, предоставив на строгий суд Лукаса. Очевидно же, что ему не понравились ее откровения.

Замерев на последней ступеньке, Клаудиа пристально вгляделась в темноту, заметив, что из-под двери его кабинета пробивается узкая полоска света.

Решившись, она распахнула дверь в кабинет, где серебристого света луны как раз хватило, чтобы она сумела различить присланные сегодня платья. Первым ее порывом было отослать все эти тряпки назад. В конце концов, она как-нибудь в состоянии купить себе одно-единственное платье. Но потом она все-таки немного успокоилась и вспомнила, что речь идет о ее собственных родителях. И мать действительно пыталась наладить с ней отношения.

Проведя пальцем по шелку, атласу и кружевам, Клаудиа прикрыла глаза и прислушалась, буквально уловив, как ее зовет бледно-золотистое атласное платье с кружевами. Сняв его с вешалки, она прижала к себе нежную ткань и неторопливо закружилась по комнате, любуясь развевающейся вокруг ног юбкой. Настоящее платье для принцессы.

Повесив первое платье, она взялась за второе. Темно-аквамариновое с глубоким вырезом на спине и длинными рукавами.

– Эх, Клаудиа, неужели я совсем ничему тебя не научил?

Резко обернувшись, она наконец-то заметила лежавшего на диване Лукаса с бокалом виски в руке. Закинутая за голову рука, слегка согнутая нога… Нарочито небрежная поза могла обмануть кого угодно, но только не ее. Клаудиа буквально видела, как по его телу катятся волны напряжения.

Сглотнув, она прошлась взглядом по влажным волосам, крепкой груди, четко очерченным кубикам пресса и обхватывающей упругие ягодицы резинке трусов. А потом спустилась еще ниже. Туда, где черная ткань натянулась под его напрягшейся плотью.

Клаудиа невольно задрожала, и эта дрожь не имела ни малейшего отношения к окружающей температуре.

Прикрыв глаза и закусив губу, она постаралась вспомнить, почему на него разозлилась. Он выкинул ее в холодную постель, словно между ними не произошло ничего особенного, потом целый день старательно избегал ее общества и, кроме всего прочего, принял сторону ее родителей, а не ее. Правда, она с самого начала знала, что именно так все и будет. Как он и говорил, для него нет ничего превыше долга.

Мысленно досчитав до трех, Клаудиа приказала себе не смотреть ему ниже талии и открыла глаза.

– Ты очень многому меня научил. Например, как достичь необузданных высот страсти лишь затем, чтобы сразу же свалиться в бесконечную пропасть. И должна признать, этот урок дорого мне стоил. Как же, оказывается, просто довериться человеку, который может, и глазом не моргнув, тебя отвергнуть.

– Тебя охладили мои признания? Потому что здесь чертовски холодно?

– Нет.

Нет? А можно ли ему верить? Правда, зачем ему врать?