– Именно так, – согласилась она. – Грустно, конечно, что мы принимаем такую красоту как должное. Но ты совершенно права.

Я вопросительно взглянула на нее, и тогда она уточнила:

– Я ведь тоже жила у океана. И ты должна об этом знать, раз уж нашла мою статью, да и саму меня. – Она поглядела в окно, на сучковатую кривую ветку, которая по-прежнему нет-нет да и царапала стекло. – Честно говоря, меня шум волн совсем не успокаивал. Да еще эти крики чаек…

– А что с ними не так? – спросила я, и мне вдруг живо вспомнились чернильно-черные птицы, впивавшиеся в мою плоть.

– Они всегда напоминали мне людские вопли.

И вдруг я уловила где-то вдали тоненький пронзительный стон, похожий на крик умирающего животного. Неужели мне почудилось? Как и в случае с холодом, доказать это было невозможно – но и игнорировать тоже.

Мне вдруг сделалось жутко. А такое случается нечасто.

Видимо, страх отчетливо проступил на моем лице – в тот день у меня вообще из рук вон плохо получалось скрывать эмоции. Госпожа Стрэтмор резко выпрямилась.

– Но ты ведь хотела расспросить меня о статье. О проклятии Именин города. Увы, мне почти нечего добавить.

– К той самой заметке? – уточнила я, сбитая с толку.

– К истории о проклятии, – ответила она. – В этом и был главный посыл моей статьи: я писала о том, что Хорсшу-Бэй чтит и любит свои традиции, однако многие из них закрепились совершенно случайно. Еще я предположила, что проклятие Именин – это еще один пример городского мифа, но никто не знает, как именно он возник. Впрочем, в этом можно увидеть и благословение, на что и намекал заголовок моей статьи. Каждый год нас подталкивают к тому, чтобы пересмотреть грехи наших отцов – в данном случае вполне себе буквально. Но мы по-прежнему не знаем, что же произошло на самом деле, – с хохотом проговорила она. – Зато регулярно вспоминаем о злодеяниях, на которые способен человек.

– Удивительно, что вам вообще удалось хоть что-нибудь узнать об этом деле.

Она подняла на меня взгляд.

– Я тоже, знаешь ли, не глупенькая, – сказала она и подалась вперед, не сводя с меня глаз. – Мне бы, конечно, не очень хотелось вновь в это все погружаться, но ведь именно из-за статьи я перебралась в Стоун-Ридж. В Хорсшу-Бэе нашлись люди, которые были страсть как недовольны тем, что я ворошу прошлое.

По спине у меня побежали мурашки. Выходит, эту женщину вынудили переехать из города лишь потому, что она написала заметку, в которой критиковала его историю? Надо разузнать об этом во всех подробностях. А значит, придется раскрыть карты – другого выбора не остается.

– Видите ли, госпожа Стрэтмор… – начала я.

– Глайннис, – поправила она.

– Глайннис. Дело в том, что статью я не читала. Это было попросту невозможно.

– А как же ты тогда меня нашла?

– Я ее видела, но не читала. Поисковик выдал мне ее название. Но ссылка оказалась нерабочей. Тогда я отправилась в мэрию, чтобы порыться в архивах и найти нужный номер «Трибуны Хорсшу-Бэя». И нашла.

– Но читать не стала? Честно говоря, меня это удивляет. Не похожа ты на человека, который делает работу спустя рукава.

– Да. Точнее, нет, конечно же, спустя рукава я не работаю. Понимаете… Газету-то я нашла. Но сама статья… Ее там не было. Кто-то ее вырезал.

Глайннис нахмурилась.

– Вырезал? А я тебе что говорила? Люди терпеть не могут, когда правда колет глаза. Если они меня из города выгнали (спасибо хоть не вилами), вовсе не удивительно, что они ни следа не оставили от доказательств того, что проклятие существует.

Меня вновь начала бить дрожь – и не только из-за холода, царившего в гостиной.

– Вы правы, – сказала я. – Это совсем не удивительно.

Как же говорилось в том фильме про парализованного мошенника с лихо закрученной детективной интригой и неожиданной развязкой? «Величайший обман дьявола состоит в том, что он сумел убедить мир, будто его не существует»[9].

Вероятнее всего, проклятие Именин – это просто еще одна сказочка вроде Кровавой Мэри или Пасхального кролика. Ими пугают детей, чтобы те вели себя смирно, а еще их вспоминают в приливе ностальгических чувств – а то и вовсе по привычке.

И все же.

Кому-то в городе это выдуманное проклятие небезразлично, и он тщательно уничтожает любые упоминания о нем. Человек, написавший о нем заметку, подвергся унижениям и остракизму – и даже вынужден был уехать из города. Бумажная версия статьи уничтожена, и тот, кто за этим стоит, наверняка не пожалел времени и средств, чтобы точно так же «вырезать» упоминания о проклятии и из сети – своими силами или же с чужой, но очень щедрой помощью.

Вот только зачем?

Этот вопрос крутился у меня в голове, пока машина подскакивала на ухабах дороги, петлявшей через лес. На небе среди ярких звезд уже зажегся тонкий серп полумесяца.

Стоял страшный холод – таких холодных вечеров на побережье давно не было, – и я включила печку в салоне сразу же, как двигатель немного разогрелся. Теперь же окна немного запотели, и это, конечно, не внушало никакой радости, учитывая, что и так видимость в темном лесу оставляла желать лучшего. Я нажала на кнопку стеклообогревателя и включила «дворники».

И тут же ахнула.

Прежде чем щетки стерли с окна конденсат, я отчетливо увидела выведенные на стекле буквы: БЕРЕГИСЬ.

Но в лесу, кроме госпожи Стрэтмор, никого не было. Тут царила такая тишина, что я даже испугалась ее, когда только подъехала к домику. Мы были одни.

Или нет?

А сейчас? Неужели я не одна? Я задумчиво посмотрела в зеркало заднего вида и едва не съехала в кювет.

На заднем стекле белели две призрачные ноги, перепачканные грязью.

Я ударила по тормозам, и машину занесло в сторону. Я вцепилась в руль и выкрутила его, чтобы не влететь в дерево. Сердце бешено колотилось в груди.

Надо проверить заднее стекло. Надо во всем хорошенько разобраться. Надо выяснить, что произошло…

Наверняка же страшное видение уже рассеялось.

Я медленно открыла глаза и посмотрела в зеркало заднего вида. По шее сбежала струйка пота.

Да, ноги исчезли. Зато к заднему стеклу пристали две лозы – видимо, они упали, пока я разговаривала с Глайннис. Вот уж кто прирожденный рассказчик, раз после ее историй у меня начались самые настоящие галлюцинации!

Я глубоко вздохнула. Одна, посреди темного леса, с колотящимся у самого горла сердцем, я все никак не могла отделаться от ощущения, что за мной следят.