— Вы позволите, Анатолий Семенович?

Адвокат поднял глаза и увидел мужчину, стоящего у столика. Он всмотрелся, пытаясь понять, кто это, но не узнал — мужчина был ему незнаком. Тот меж тем уселся на свободный стул. Солидный, хорошо одетый мужчина средних лет с располагающей улыбкой. В очках с затемненными стеклами.

— Что такое… что вы делаете? — забормотал растерявшийся Болотник. — Что вам нужно?

— Мне нужно поговорить с вами, Анатолий Семенович.

— Но я занят… я не могу сейчас, у меня рабочие часы, я сейчас на отдыхе. Кто вы такой?

— Я понимаю, Анатолий Семенович, но мое дело не терпит отлагательств. Речь идет о покупке крупной недвижимости, но есть ряд спорных моментов, скажем так. О вас говорят как об успешном адвокате, и я позволил себе…

— Я же сказал, что не могу сейчас! — повысил голос Болотник.

— Время не терпит, Анатолий Семенович, — с нажимом повторил мужчина. Речь идет о сделке стоимостью в два миллиона долларов. Ваш гонорар составит… если вы, конечно, возьметесь.

— Как, вы сказали, вас зовут?

Гость представился. Имя ничего Болотнику не сказало, он слышал его впервые. Он пожевал губами, сверля незнакомца испытующим взглядом. Потом спросил:

— Почему такая спешка?

— Потому что завтра может быть поздно. Я хотел бы показать вам документы… желательно прямо сейчас.

— Но я ужинаю… — Болотник заметно сбавил тон. Было в мужчине нечто — уверенность, жесткость, привычка повелевать, — такому не возразишь. А кроме того, речь шла о больших деньгах.

— Я подожду. А потом мы с вами подъедем в «Интерконтиненталь» и поговорим. Согласны?

Болотник кивнул. У него мелькнула мысль, что приличный гонорар позволит ему купить дом немедленно и не особенно торгуясь…

* * *

…Спикеры разошлись из мастерской папы Карло за полночь. Задники были написаны — прекрасные желтые кувшинки, зеленые круглые листья и белые лотосы, — сохли на полу, и все старательно их обходили, для баланса размахивая руками. Тяпа осторожно бродила между листами картона, подолгу обнюхивая каждый, и чихала. Углы мастерской были завалены всяким барахлом вроде шишаков, доспехов, картонных скульптур, а также кусками дерева, рулонами бумаги, банками с красками.

— Балдеет собачка, — сказал Карабас-Барабас. — Я бы открыл окно! Краски у тебя какие-то вонючие, Карло…

— Нету окон, — ответил папа Карло. — Подвальное помещение. Терпи!

— Ну, хоть дверь открой, задохнемся ведь!

— А давайте завтра на воздух! — предложила лиса Алиса. — За реку, на Магистерское озеро. Костерок, рыбы наловим… Пошли?

— Ну, вообще-то пикничок сообразить — дело нехитрое, — сказал Карабас-Барабас. — Обратно-таки, суббота, все свободны. Можно. Только какая там, к черту, рыба! Там ее отродясь не водилось. Надо с утречка на базар и сбежаться часиков в десять. Алиса, у тебя физия зеленая, между прочим.

— А у тебя желтая!

— Эмилий, ты с нами?

— Я хотел завтра поработать, но если… С вами!

— Молоток! Рыбу ловить умеешь?

— Нет, я на озере ни разу не был… и вообще, на той стороне реки.

— Ты не был на Магистерском?! — Карабас-Барабас был потрясен. — Ну, ты даешь! А мы туда и зимой, на лыжах! С мангалом в рюкзаке, с маринованным мясцом. Представляешь шашлычок на морозе? То-то. Как же ты докатился до жизни такой, друг Эмилий? Ты прямо как… краб-отшельник!

— Краб-отшельник Эмилий! — захлопала в ладоши лиса Алиса. — Не обижайся, Эмилий, мы любя!

— А давайте примем его в спикеры! — предложил Дуремар.

— Давайте!

— Сейчас я его посвящу! — Неугомонная лиса Алиса вскочила с табурета, выхватила из кучи барахла деревянный меч. — Все встали! Эмилий, на колени!

Эмилий, неуверенно улыбаясь, опустился на колени. Тяпа отпрыгнула в сторону и залаяла.

— Рыцарь Эмилий! — Лиса Алиса включила децибелы. — Я, силой и властью, данной мне ложей Клуба спикеров, посвящаю тебя в спикеры!

— Аминь! — пропищал Карабас-Барабас. — Ну ты и орешь, мать, уши вянут.

— Встань и пожми нам руки, спикер Эмилий! — Лиса Алиса ткнула Эмилия Ивановича мечом в грудь. — Ура!

— Гип-гип ура!

— За здоровье нового спикера! — Карабас-Барабас уже разливал вино в картонные стаканчики. — Ол зе бест фор ю, май деар Эмилий![5]

— Пока полуспикера, — заметил Дуремар. — Завтра погрузим соискателя Эмилия в воды Магистерского озера и попридержим — если вынырнет, значит, спикер. Заодно и пиявок наберем.

Радостный гогот и шуточки насчет завтрашнего окунания Эмилия…

На этой оптимистической ноте спикеры оставили пределы мастерской папы Карло и двинули по спящему городу. Проводив лису Алису, мальчики постояли у дома, утрясая планы на завтра: кто, чего и сколько.

— Карло, я бы позвонил Ирине, — сказал Дуремар.

— Ага, на всякий пожарный!

— Дохлый номер, она не пойдет, — ответил Карабас-Барабас. — У нее завелся мужик. Слышишь, Карло?

— Откуда ты знаешь?

— Нутром чую. Она прямо летает в последнее время. — Карабас-Барабас махнул рукой.

— Надо бы вытащить Базилио, я позвоню, — предложил Дуремар.

— Его не пустят, это он с нами такой шустрый, а дома на цырлах, — сказал Карабас-Барабас. — Суббота, как никак, мусор выкинуть, полы помыть, детишкам носы вытереть. Видел я их вместе с половиной…

— Можно с половиной и детишками. Пусть тоже подышат воздухом, — предложил несмело Эмилий Иванович.

— Классная идея! В случае чего примем ее в почетные спикеры или дадим роль. А детишек в массовку, кукол изображать. Молоток, Эмилий!

Они все стояли у дома лисы Алисы. Время от времени кто-нибудь прощался, но не уходил, и обсуждение спектакля, завтрашнего пикника, хиханьки да хаханьки вокруг нового спикера Эмилия возобновлялись с новыми силами.

Лиса Алиса наблюдала за ними из открытого окна, ей даже удавалось расслышать отдельные слова, но далеко не все, и она уже прикидывала, не крикнуть ли: эй вы, говорите громче! Из расслышанного она поняла, что у Ирины появился бойфренд, кота Базилио на пикник не отпустит жена, а Эмилия вывезут на лодке на середину озера и… кирдык тебе, Эмилий! Эмилий смущался и что-то отвечал, но очень тихо.

Она видела, как они, попрощавшись, разошлись в разные стороны, и, недолго думая, набрала номер Эмилия, который попросила днем у Ирины.

Она увидела, как он остановился и зашарил по карманам. Тяпа подняла голову и залаяла.

— Алло, — осторожно произнес Эмилий Иванович. — Я вас слушаю.