– Но вы не решитесь на это.

Я отвечаю:

– Нет. Во-первых, потому, что у меня нет никаких шансов, а во-вторых, потому, что вы просто испытываете мои нервы.

Турок внезапно отходит от Уте, оставив ее в покое. Садится на корточки, качает головой, улыбается, затем внезапно встает с удивительным проворством для человека с его весом. И вот он снова возлежит на своих голых рабынях. Уте запахивает на груди шубу и подмигивает мне.

– Он тебя достал, – заявляет она.

Турок смеется и вытягивается на своем ложе.

– Мне надо было больше поставить на этого долбанного Серебряного Дракона. Я начинаю в это верить. Чутье, если хотите.

Затем снова тишина. Не та, напряженная, а тишина сговора. Для него это просто ожидание, для меня – какое-то беспамятное состояние. Внезапно на меня накатывает страх. Прокрутка изображений. Я говорю себе, что в Сан-Диего должно быть пятнадцать часов. Мягкое и нежное солнце. Конечно, огромный ипподром и невинная зелень середины поля с дешевыми местами для зрителей. В стартовом боксе одиннадцать лошадей. Одиннадцать неизвестных. Старт. Все устремляются вперед. Серебряный Дракон черной или коричневой масти. Не знаю. Нет! Он черный, черный и блестит, как лезвие ножа. Да ну! Скорее настоящая кляча… На этом видения обрываются.

Турок бросает на меня расслабленный похотливый взгляд. Вот и все, все кончено. Я ничего не видел.

За дверью постукивает телетайп. Девушка медленно отрывает бумагу и, плавно раскачивая бедрами, направляется к Турку.

Тот остается бесстрастным, ждет какое-то время, прежде чем равнодушно взглянуть на информацию, и произносит:

– Ты ведь говоришь по-французски, да? Я тоже. Я провел юность в Бейруте; ты там бывал?

– Нет.

– Как-нибудь мы побываем там вместе. Что у тебя против Ландо? Он жалкий тип.

– Это личное.

– А против Яла? Это совершенно другая личность. На твоем месте я бы с ним не связывался.

Затем он рассеянно протягивает мне бумажку: «Серебряный Дракон – первый». Я задыхаюсь от радости, но не подаю вида.

Уте уже на улице. За рулем «ягуара» она разворачивается на узкой гравийной аллее. Голая девушка-мажордом с упругими грудями-яблоками и волнительным задом открывает мне дверь. Турок провожает меня до выхода.

– Знай, Симбалли: если у тебя появится для меня дело, я с тобой, понятно?

Я прохожу мимо девушки-мажордома с коротко стриженными каштановыми волосами, тонкой, изящной шеей, голубыми глазами и ярко накрашенными губами. Я внезапно обнимаю ее за шею и впиваюсь ей в губы долгим поцелуем. Последнее, что я увидел, забираясь в машину, – это одетого в розовое с зеленым Турка, буквально согнувшегося пополам от смеха.

Долговое обязательство Ландо в моем кармане.

9

Сначала долговое обязательство необходимо предъявить. Это значит, что надо явиться к Анри-Жоржу Ландо, сунуть ему под нос какие-нибудь бумаги и вежливо сказать:

«Будьте так любезны незамедлительно погасить вашу задолженность перед нашей компанией в размере четырех с половиной миллионов франков плюс проценты».

Зная при этом (нам известно все о его финансовом положении), что у него нет никаких шансов найти деньги, по крайней мере к установленному сроку.

И вот двадцать шестого февраля в девять тридцать утра мой эмиссар (на самом деле он даже не знает моего имени) является к Ландо. Он официально уполномочен вести переговоры с сингапурским банком Hung & Chang, который в свою очередь действует по поручению акционерной компании Sara S.A., зарегистрированной в Лихтенштейне, открытой мною специально по этому случаю. Мой эмиссар предъявляет законный ультиматум и уходит.

Разрабатывая план, мы с Марком Лаватером пытались предугадать последующие действия Ландо. И действует он точно по нашему сценарию. Начинает он с того, что звонит в Лондон Турку, желая узнать, почему и каким образом долговая расписка, которая должна была оставаться в Лондоне еще несколько месяцев, внезапно представлена для погашения сингапурским банком. Как мы и договаривались, Турок в течение трех дней всячески избегает разговоров по телефону: он в поездке, только что вышел, вот-вот вернется, он болен или у дантиста. Наконец он отвечает Ландо: «Дружище, я помню, что давал вам обещание, но если бы вы знали, каково мое положение! Ах, эти китайцы!» – «Вы должны мне помочь», – умоляет Ландо.

«Конечно помогу, вы можете на меня рассчитывать. Дайте мне только выздороветь». – «Но у меня всего десять дней!» – «Обещаю, – говорит Турок, – что через неделю деньги будут у вас. Четыре миллиона, больше не могу, остальное ищите сами».

Мы не ошиблись: в эти последние февральские дни, несмотря на срочное требование погашения долга, положение Ландо не безвыходное. Не надо забывать, что он владеет пивным рестораном, хотя и заложенным, и в ноябре прошлого года ассоциация владельцев пивных баров объявила, что готова купить его ресторан за восемь миллионов и, вероятно, согласилась бы поднять цену до восьми с половиной. Если предположить обычную продажу ресторана, то после полного погашения долга у него осталось бы четыре миллиона.

К этим четырем миллионам следует добавить около двух с половиной миллионов за официальную недвижимость – квартиру на проспекте маршала Лиотэ и виллу в Каннах (она стоит больше, но он заключил договор займа). Итого шесть с половиной миллионов.

Можно также добавить миллион триста тысяч стоимости городской квартиры на Сите, официально оформленной на имя Аманды Ферне. Семь миллионов восемьсот.

Кроме того, те семьсот тысяч франков, которые хранятся на номерном депозитном счете в Женеве. Восемь миллионов пятьсот. Всего более девяти миллионов, если добавить мебель, картины, драгоценности мадам, машины. Целый миллиард сантимов. Это его реальное состояние за вычетом четырех с половиной миллионов долга. И будь у него время, он без особого труда мог бы выкупить свое долговое обязательство за счет только доходов от ресторана.

Однако по плану, который мы разработали с Лаватером и еще двумя советниками, Анри-Жорж Ландо будет полностью разорен в рекордно короткое время.

Причем абсолютно законно.

Эмиссар сингапурского банка Hung & Chang дал Ландо десять дней сроку. После того как Турок пообещал перевести через неделю четыре миллиона, ресторатор чувствует себя почти в безопасности. Однако у него возникают новые проблемы (грустное совпадение, но у Лаватера сохранились друзья среди налоговиков), на сей раз в лице налогового инспектора, желающего получить разъяснения по поводу квартиры на Сите. Например, где мадемуазель Марта, известная как Аманда Ферне, нашла средства для покупки квартиры? Почему местные налоги регулярно оплачивались чеками Ландо? Равно как и счета за воду и электроэнергию? И декоратору, и антиквару, и владельцу домовой кухни – всем платил Ландо?

Ландо отбивается. Пятого марта, за три дня до истечения срока, ему удается, как говорится, поскрести по сусекам и собрать около шестидесяти миллионов старых франков. Не хватает четырех миллионов новых. Их обещал Турок. Ландо снова звонит в Лондон. И снова приводящий в отчаяние сеанс вальса сомнений Турка, который в конечном итоге отвечает, до этого на сутки прикинувшись человеком-невидимкой: «Не сегодня, Ландо. Невозможно. Но я жду крупных поступлений завтра, быть может, послезавтра». – «Я не могу больше рисковать». – «Говорю же, девяносто восемь процентов из ста, что я смогу перевести вам эти деньги в течение сорока восьми часов». Ландо снова успокаивается; это в его характере, он из тех, кто выбирает легкий путь. Через два дня, когда остается менее суток до окончания срока, он снова преследует Турка, который, получая удовольствие от причиняемых страданий (как законченный мерзавец, он даже выходит за рамки того, что я просил его сделать), продлевает его ожидание настолько, насколько это возможно, чтобы за пятнадцать часов до возвращения эмиссара, уполномоченного сингапурским банком, сказать правду, а точнее, нашу правду: «Ландо, деньги, на которые я рассчитывал, не поступили. Очень сожалею». Ресторатор дрожит от ярости и отчаяния: «Но вы говорили, что шансы составляют девяносто восемь процентов!» – «Но оставалось два процента риска. Увы… Однако я испытываю некоторые угрызения совести и, наверное, нашел решение…»