Я ничего не ответила: мое внимание привлекла вишневая«восьмерка» с тонированными стеклами, которая плавно тронулась с места ипокатилась за «Нивой». Именно за ней — это было мне ясно с первой секунды.Почему — объяснить бы не смогла, ясно и все. «Это хвост», — подумалШтирлиц…

— Давай вон за той «восьмеркой».

— Как? — ошалел парень. — Мы ж за «Нивой», тычто, сдурела совсем? А ну, катись из машины, — прорычал он агрессивно,однако с места тронулся и «восьмерке» на хвост сел.

— Не торопись, — тоном бывалого сыщика заметилая. — А то засекут.

— Вы из милиции, что ли? — вдруг перешел он на«вы».

— Ага. Только значок дома забыла.

Мы замерли на перекрестке в шахматном порядке:Алексей, чутьпозади «восьмерка» и на почтительном расстоянии — мы. И тут произошло нечтонепонятное — мистика, да и только. Светофор мигнул, мы тронулись прежнимпорядком, и вдруг Алексей исчез: только что был, и вдруг нет!

«Восьмерка» бестолково задергалась: рванула вперед,притормозила, вильнула направо, опять вернулась… Мне все было хорошо видночерез ветровое стекло: «хвост» Алексея потерял. Правда, я тоже. Но опечалиломеня это несравненно меньше.

— Тормозни на остановке, — попросила я, вручаяпарню двадцать долларов и оставила его с неудовлетворенным любопытством имутной тоской по иной, богатой приключениями жизни.

На дачу я вернулась автобусом и сразу-поняла, что опоздала.Открыла калитку, бесшумно поднялась по ступеням и тихонько позвала:

— Алеша!

Он вынырнул откуда-то справа, схватил за плечи, явзвизгнула, сердце оборвалось. С трудом отдышавшись, я заорала на него:

— Спятил? Эдак человека до инфаркта доведешь!

— Ты где была? — сурово спросил он, глядя волком.

— Тут неподалеку, на дереве сидела, — пожала яплечами и прошла на веранду. Там сбросила сумку, извлекла из нее ракетку сбиноклем; ракетку зашвырнула на шкаф, а бинокль поставила на подоконник, гдевчера его обнаружила.

— Что, вот так целый день и сидела? — усмехнулсяАлексей.

— Вот так. Береженого Бог бережет.

Слышал такую поговорку?

— Дорогуша, ты часом срок не мотала?

Веры в тебе, как в бывалом зеке.

— Точно. Потому до сих пор и гуляю на свободе.

Алексей передернулся, видно, приняв мои слова на свой счет,хмыкнул и потопал на кухню, недовольно ворча:

— Лучше б жрать приготовила. Пользы от тебя ни на грош…

Я устыдилась, в кухню бросилась резво, изловчившисьопередить его в дверях, и засновала от стола к плите, суетливо и довольнобестолково. Алексей, устроившись у окна, курил и на меня поглядывал, не скажу,что одобрительно, но и без злости. Я нажарила картошки, сделала огромную мискусалата, нарезала колбасы. Втайне надеясь на похвалу, собрала на стол ипоглядела на Алексея слегка заискивающе.

— Ну как? Есть от меня польза?

— Это я и сам смогу. Нет бы щей сварила, поди, неумеешь. Вот почему так: если баба красивая, так непременно по хозяйству ни начто негодная?

— Ешь, хозяйственный, — улыбнулась я. — Щизавтра сварю. И вообще, я способная, просто сейчас не в лучшей форме.

— Чего меня в доме не ждала?

— Говорю, испугалась. Кто знает, что у тебя на уме? Вотя бдительность потеряю, ты меня и сдашь.

— Дура баба. Хотел бы — давным-давно бы сдал.

— Вот я и подумала: посижу-ка лучше на дереве. Дляуспокоения нервов. А ты как съездил?

— Нормально, — кивнул он. — Повидался.

— И что?

— А ничего. Воспитывал. Мол, слушай старших, а старшиерешили так-то. Мирил с Серым…

— Да ну? — притворно удивлялась я. Что улетевший вкусты брюнет скорее всего Серый и есть — это стало мне ясно еще на дереве.

— Ну да. Явился и Серый… морда наглая… замириться,значит…

— А ты?

— Поколебался для порядка, по роже ему съездил, потомостыл, потому как я старших всегда слушаю. Вник, прочувствовал и понял.

— А Серый?

— А Серый меня так же любит, как я его. В общем, пожалидруг другу руки.

— Но ведь это хорошо, — нерешительно сказалая. — Теперь за тобой охотиться не будут…

Алексей фыркнул и взглянул на меня с усмешкой.

— Конечно, ваших бандитских дел я не знаю, —нахмурилась я. — Но если крестный вас помирил…

— Значит, хитрее будет Серый… а может, я. Ладно, черт сним, не к спеху… Ты мне вот что скажи: имя Эдик тебе что-нибудь говорит? Эдик,Эдичка или Сорока.

— Сорока — птица, а Эдичка — писатель такой есть,Лимонов, только он тебе вряд ли интересен.

— Писатель мне точно не интересен, а вот Эдик Сорокин,или Эдичка, — это кому как нравится — интересен.

Я пожала плечами:

— Не знаю такого.

Конечно, я лукавила. Уж очень стремительно Алексей вышел наверную дорогу, это слегка пугало.

— Ну, Эдичка, и что? — спросила я, помолчав.

— Это он тебя со свету сживает.

— А за что? — округлила я глаза. — Я ведь егодаже не знаю, слыхом о нем не слыхивала.

— Жаль. А я вот интересные веши услышал. К примеру, отвоем Олеге. Все ж таки картину ты слегка исказила. Начнем с исчезновения.Говорила ты мне, дорогуша, что с территории он не выезжают, а машина…

Я его перебила;

— Поняла, о чем ты. Когда я тебе рассказывала. не сталавдаваться в детали. Динка тогда к мужу не просто так заехала. У нее машиназаглохла, а до офиса было рукой подать Олег велел ей взягь его «Вольво» — а ямол с твоей разберусь Она уехала, а ее машина осталась неподалеку от кирпнчногозавода. Через два дня ее нашли за объездной дорогой в лесочке. Но след этотникуда не вел, потому я про него и не упомянула.

— Ага, — неопределенно кивнул Алексей. —Пусть так. Дальше: этот самый Олег — честный и неподкупный, ты говорила?

— Не совсем так. Я не говорила, что неподкупный, яговорила: ничем противозаконным он заниматься не станет…

— Ну, если транспортировка наркоты вещь законная…

У меня челюсть отвисла.