«Что ж, — успокоила себя Женя, — какое она приняла решение, я узнаю после обеда. И обстоятельства пока сильнее меня: ни на что, по крайней мере до обеда, я повлиять не смогу. И ладушки!»

Прием в поликлинике тянулся и тянулся, изматывая духотой июльского зноя, теснотой маленького кабинета и почти отсутствием пациентов. В этот день что-то где-то явно не сработало, и пациенты решили как по команде остаться дома вместо того, чтобы по жаре тащиться на прием к психиатру. Женя очень даже понимала их, но оттого, что их было мало, время тянулось еще медленнее.

Воздух в кабинете застыл, и даже пылинки в солнечных лучах только лениво покачивались на месте. Белый халат казался бронежилетом. Женя никогда не носила бронежилеты, но ей казалось сейчас, что она это хорошо себе представляет: тонкая ткань халата вдруг стала тяжелой и не пропускающей воздуха, заставляющей тело задыхаться и заливаться потом. Тоненькие ручейки противно сползали по спине и ногам, оставляя темные предательские пятна на одежде. Спасти положение могла только ванна, наполненная дезодорантом «Рексона», тонкой пленкой покроющим все несчастные потовые железы, приведя вскоре все тело в состояние легкого кипения, или интересная беседа, которая помогла бы скоротать время, а заодно забыть про зной, халат-бронежилет и предательские потовые железы.

Пока Женя откровенно изнывала от духоты и невольного безделья, врач и медсестра, как обычно в минуты передышки, дружно набросились на амбулаторные карточки пациентов. Вести их по требуемой форме смог бы лишь среднестатистический полуробот, живому врачу, задерганному очередью и начальством, это было просто не под силу: чтобы оформлять карты пациентов в соответствии с требованиями многочисленных приказов, нужно было прекратить прием, закрывшись в кабинете, и, сосредоточившись и размышляя над тем, что пишешь, затрачивать на это большую часть рабочего времени. Но этого не было никогда, и не будет уж точно, думала Женя, глядя на уткнувшихся в бумаги врача и медсестру. И это ее радовало, ведь главное — это все же люди, размышляла Женя, и каждый врач старается по мере сил уделить больше времени общению со своим пациентом. Потому и укладываются ненаписанные карточки в плотные штабеля от пола до подоконника в ожидании аврального часа, когда главный врач, горестно вздохнув, сообщит о новой грядущей комиссии.

Женя понимала, что отвлекать их сейчас разговорами и не очень честно, и, наверное, бесполезно, но инстинкт самосохранения брал свое: Женя просто умирала в гордом одиночестве, чувствуя свою бесполезность. Сделав еще одну героическую попытку анализировать истории болезней, она окончательно поняла бесплодность своей затеи: с мозгами явно что-то случилось, то ли они усохли от жары, то ли разбухли от лени, но мысли упорно стояли на одном месте, как пылинки в солнечном луче возле окна.

Тогда Женя решилась на отчаянный, можно сказать, провокационный шаг: она решила взорвать спокойствие кабинета, подбросив такую тему для разговора, которая, она была уверена, не оставит равнодушной ни врача, ни медсестру. И выбирать тему ей не было нужды: она ее знала. Она точно знала, что, как только она скажет одно лишь слово, реакция Елены Васильевны, психиатра с двадцатилетним стажем, будет молниеносной. Тема так называемого магического мышления была не только набившей оскомину, но, и это главное, весьма настораживающей. Повальное увлечение мистикой, астрологией, кармой и прочей чепухой было сродни средневековому поиску философского камня: истерия росла и размножалась. То и дело появлялись всевозможные целители, маги и экстрасенсы. Женя набрала побольше воздуха и отчаянно начала:

— Елена Васильевна, можно один вопрос?

— Да, конечно, вы сюда за тем и пришли, — не отрывая головы от бумаг, отозвалась врач.

— Как вы относитесь к идее колдовства?

Елена Васильевна вздрогнула и медленно подняла голову. Она внимательно посмотрела на Женю и отложила ручку. У Жени возникло ощущение, что медсестра с удовольствием бы сейчас вытолкала ее из кабинета, как хулиганку. Наступила долгая пауза, и Женя вдруг почувствовала себя неловко. Она не знала, что ей делать дальше: продолжать молчать, делая вид, что ничего не произошло, или пытаться прояснить ситуацию новым вопросом. Елена Васильевна заговорила первая, продолжая пытливо смотреть на Женю:

— Я смею надеяться, Женя, что в этом вопросе наши с вами мнения если и не едины, то очень похожи. Но вы задали вопрос, и мне бы не хотелось, чтобы вы подумали, что я неуважительно отношусь к вам, не желая тратить время на пустые разговоры.

При этих словах Женя покраснела и опустила глаза.

— Ну что вы, деточка! — Голос Елены Васильевны стал по-домашнему мягким. — Не смущайтесь! Хочется вам немножко поэкзаменовать старую бабушку — пожалуйста!

Она тепло рассмеялась, а медсестра, продолжая писать, изредка бросала на Женю прохладные, неодобрительные взгляды: она проработала с Еленой Васильевной восемь лет и считала ее психиатром милостью Божьей. Рядом с Еленой Васильевной становилось и спокойно, и радостно, а ее опыт и природная интуиция делали ее блестящим диагностом. Ей много раз предлагали ординатуру, но всякий раз она находила возможность деликатно отказаться, считая, что нашла свое место в районной поликлинике.

— Вы уж не сердитесь на меня, Женя, что я, может быть, была сейчас резка. Дело в том, что проблема воздействия одного человека на другого стара как мир. Она и проще, и сложнее одновременно, чем об этом принято думать. К сожалению, мы переживаем просто бум истерический, но успокаивает то, что человечество в своей истории делает это периодически. Но вот «магическое мышление» просто всех захлестнуло! Теперь возле книжных прилавков можно услышать такую нелепицу, что волосы на голове начинают шевелиться: разворачиваются целые дискуссии на тему различий магии по ее цвету. Люди с ума сходят! Банально звучит, но это факт: ведь это звучит любимая вами, Женечка, малопрогредиентная истеро-шизофрения. Как тать ползучая! — Врач тяжело вздохнула. — Я, знаете ли, Женя, думаю, что это все же пройдет. Это ведь, в сущности, ложь, пусть хитрая, но все же просто ложь. На ней ничего, кроме болезни, не растет. — Она внимательно посмотрела на Женю, потом улыбнулась: — Вам, наверное, скучно? У психиатров есть такой термин — «критика». Психически здоровый человек всегда к своему поведению критичен, на этом и выстраивается лечение. Люди, склонные к образованию ценных идей или даже бреда, никогда не задаются простым вопросом: «А почему я должен быть умнее всех?» Но они не только верят в собственный бред, но и заражают им других, индуцируют своих близких или более слабых людей. После таких контактов ослабленный человек может серьезно заболеть. Так что в известной степени сумасшествие заразно. Если серьезно, то я люблю медицину, уважаю науку, но верю в Бога. Вот и весь сказ! А вы, Женечка, домой собирайтесь, пациентов-то почти и не было. Значит, завтра готовьтесь — очередь будет на весь этаж!

По дороге домой Женя решила забежать на кафедру. Время хоть и поджимало, но желание увидеть Александра Николаевича и переброситься с ним хотя бы парой слов было сильнее. Женя полностью доверяла профессору, а потому его желание увидеть ее она расценивала как приятную необходимость, которая была в первую очередь в ее интересах. В этом она не сомневалась.