Дина перестала шить и подняла заблестевшие глаза.

— А обо мне он что-нибудь говорил?

— Я спросил, почему он решил дать вам такое имя — Дина.Пусть даже и вовременное пользование.

— И что он ответил? — заинтересовалась она.

— Он ответил, что так звали любимую свинью его бабушки.Я спросил, не стыдно ли было называть женщину именем свиньи. На что он тотчасвозразил, что сохранил об этой свинье самые теплые воспоминания.

Дина ухмыльнулась. Потом опорожнила свою чашечку длиннымглотком и пробормотала:

— Хотелось бы мне знать, как меня зовут на самом деле.

— Мы обязательно узнаем, — пообещал Тагиров иудивленно повернулся к хозяину дома.

Потому что Эрик вдруг повел себя странно. Он выпрямился,держа чашку с блюдцем перед грудью, и теперь переводил изумленный взгляд сТагирова на Дину и обратно.

— Не понял, — наконец произнес он. — Я думал— это ваша игра. И принял условия этой игры. Я думал, вам так надо…

— Какая игра? — нахмурился Тагиров. Взял из рукЭрика чашку и поставил ее на стол. — О чем ты говоришь?

Шелеп пожевал губами, словно старик, собирающийся огласитьусловия своего завещания недружелюбно настроенным родственникам, потом потерпереносицу и сказал:

— Видишь ли, Игорь… В прошлый раз, когда ты привозилсюда эту женщину, ты называл ее Эллой.

Над кафе мигала вывеска: «Морячок». Ее и в самом делеукрашал дельфин, издали похожий на баклажан с хвостиком. Когда выезжали наместо, Кудесникова решили взять с собой.

— Клянусь мамой, я тут ни при чем, — уговаривалтот членов группы "У". — Я случайно влез в эту историю. Подурости! Дину я впервые увидел на шоссе той злополучной ночью. Мы не былизнакомы! Я подумал, что для меня расставили ловушку, и даже не хотел ееподбирать…

— Прекрати тарахтеть, — потребовал Медведь,которому словоохотливость Кудесникова действовала на нервы. — И как толькотвой кот выдерживает такую собачью жизнь?

Мерс всю дорогу пролежал на хозяйских коленях, расставивлапы, чтобы его удобнее было почесывать. На самом-то деле жизнь кота-странникаему нравилась.

— Здесь нам не стоит светить свои удостоверения, —предупредил Корнеев. — Птичка свистнет, и наш «Гоголь» насторожится.Попробуем действовать по-другому.

— Как? — заинтересовался Медведь.

— В нашем распоряжении есть деньги и наш командир.Командир, изобрази что-нибудь эдакое. Соблазнительное.

Лайма тяжко вздохнула и полезла в сумочку за пудреницей.

— Чем чаще я это делаю, — призналась она,раслустив волосы и мазнув по губам алой помадой, — тем труднее мнеотноситься к мужчинам как к личностям.

Она выбралась из машины и, виляя попой, отправилась в кафе.Заведение оказалось малюсеньким, с пятком кукольных столиков, тесно прижавшихсядруг к другу. «Ивану сюда путь заказан, — мимоходом подумала Лайма,дефилируя через зал. — Он тут все снесет». За стойкой перетирал посудуугрюмый бармен. На вновь прибывшую дамочку он посмотрел неприязненно и отсвоего занятия не оторвался.

Лайма подошла к барной стойке, тут же, на месте, заказалачашку кофе и попыталась завести с барменом доверительный разговор, но онподвигал квадратной нижней челюстью и заявил, что про своих посетителей ничегоне знает, за ними не наблюдает и вспомнить про человека, который просилразрешения позвонить, ничего не может.

Лайма достала зеленую сотню, но бармен на нее даже непосмотрел. Тогда она присовокупила к бумажке еще две такие же. Бармендемонстративно отвернулся. Она попыталась сунуться к официантке, но он шикнул,и бедная девица шарахнулась в сторону. Тогда Лайма взяла свой кофе, перебраласьза столик и позвонила Корнееву, прошептав:

— Ничего не выходит.

— Ничего не выходит, — вслух повторил тотрасстроенным тоном и стукнул телефоном по ладони.

— Придется дождаться конца смены, — немедленноотреагировал Медведь, — и потрясти этого типа как следует. Ноу проблем.Только времени жалко.

— То есть вы хотите сказать, — встрял Кудесников,сняв кота с коленок и уложив на место Лаймы, — что ваша цыпочка в нулях.

— Но-но! — обернулся к нему Медведь. — Ктоэто тебе цыпочка?

— Ладно-ладно, — примирительно махнул рукойтот. — Не цыпочка, а командир. У нее ничего не вышло… А дайте я попробую?

Корнеев пожал плечами, и Арсений поспешно распахнул дверцу.Почти до самого входа в кафе он бежал бегом, но потом вдруг походка его резкоизменилась. Движения стали томными, растянутыми, голова откинулась назад, аруки разлетелись в стороны, словно крылья птицы. Виляя попой не хуже Лаймы,сыщик вошел в кафе, кашлянул и стрельнул глазками, вызвав неподдельный интересбармена.

— Эй, морячок! — обратился к нему Кудесниковигривым голосом «тетушки Чарли». — А кто у вас тут самый-самый главный?

— Это я, — рисуясь, ответил мордоворот. От егобылой угрюмости остались только воспоминания.

— Тогда у меня к вам очень-очень важное дело.

Кудесников взгромоздился на высокий табурет и лег животом настойку, чтобы разговор получился интимным. Бармен наклонился к нему и что-тозашептал. Потом показал глазами на Лайму. Кудесников обернулся и посмотрел нанее, выгнув бровь. Лайма заерзала на своем низеньком стульчике. О такомповороте дела она не подумала. Мужчины, симпатизирующие друг другу, сталипопадаться все чаще. Поистине, нравы меняются быстрее, чем индекс Доу-Джонса!Нужно это учитывать, а то так можно потерять уверенность в себе.

Она заплатила за кофе и ушла, громко хлопнув дверью.

Через пять минут появился Кудесников, помахивающий листком,вырванным из блокнота.

— Я с уловом, — сообщил он без намека набахвальство. Голос у него был деловым и серьезным. Медведь его за это сразузауважал.

— Что за улов? — поинтересовался Корнеев.

— Бармен отлично запомнил того типа, который так непонравился шоферу такси. У него действительно длинный нос с широкими ноздрями,на который нельзя не обратить внимания. Тип ворвался в кафе и попросилпозвонить: дескать, его жене плохо. Но в районе как раз в тот день проверялилинию, и телефоны не работали нигде — ни у них, ни в аптеке, ни в соседнеммагазине. Тогда тип предложил бармену деньги и попросил у него мобильный. Заодин короткий звонок выложил двести рублей.

— Однако свой телефон бармен ему не дал. Дал чужой.Какой-то мужик не смог расплатиться за выпивку и оставил в залог свой сотовый.Тип позвонил по нему и ушел.

— А где сотовый? — спросила Лайма.

— Он все еще там и даже не до конца разрядился. Япосмотрел последний номер, по которому звонили. Вот он, тут. — Сыщикпомахал в воздухе листочком.