на подушку и потер лицо ладонями, разгоняя остатки дремоты.

Хотя куда уж там!

Какая, черт побери, дремота, когда организм по воле этой рыжеволосой егозы уже пребывал в полной “боеготовности”. И это мне совершенно точно не нравилось!

Проклятье.

Спишем возбуждение на воздержание (тоже, кстати говоря, организованное мне Рыбкиной) и “утро”. И я совершенно не хочу вспоминать, как до колик приятно ощущалось тело Влады сверху, на мне, и как задрожало все внутри от прикосновений ее горячих, миниатюрных ладоней.

Влада – равно головная боль. Точка.

Нужно быстрее ее выставить из моей квартиры и купить еще пару-тройку замков. А для надежности не помешает поменять номер телефона и снять к лешему дверной звонок! Чтобы никак, никогда и ни под каким предлогом она больше до меня не достучалась и не дозвонилась.

Меня раздражает все.

Все естество бунтует рядом с этой пигалицей. Меня это не устраивает. Я хочу просто, мать его, спокойствия! И очень надеюсь, что после наших “поваляшек” в кровати она сама, громко хлопнув дверью, уползла в свою лисью нору.

На ум невольно приходит испуганный изумрудный взгляд, румяные от смущения щеки, дрожащий голос и истошно бьющееся сердечко девчонки, когда она находилась в самой что ни на есть близости со мной. Неужели она еще никогда не была в одной постели с мужчиной? Все еще невинна?

Ох, кхм, мать твою!

Мысли пустились вскачь по полю разврата в моей голове.

В душ. Мне нужен срочно ледяной душ, чтобы остудить пыл! Иначе просто рвану от ярких картинок в моей голове.

Я терпеть не могу неопытных мелких пигалиц. Никогда не понимал знакомых мужиков, да еще и прочно и глубоко женатых, которые засматривались на мелочь в два раза младше их самих. Примерно, как я и Рыбкина. А то и не просто “засматривались”. Во-первых, я вообще не понимал, на фиг жениться, если не можешь хранить верность одной? И, во-вторых, меня всегда привлекали исключительно умелые и умеющие доставить удовольствие мужику раскрепощенные женщины. С которым не надо париться и вымерять каждое движение, как саперу на минном поле, чтобы понять, что нравится ей, а что нет. Как правило,мои любовницы сами говорили, что, чего и как они хотят.

Ну и, Павел, блин, Валерьевич? Тогда какого…, спрашивается, он встал, как солдат по стойке смирно?!

Фиг поймешь, что происходит.

Оказавшись в душе, включив холодную на всю катушку, подставил голову под ледяные струи. Падая сверху, они кололи разгоряченную кожу и били по плечам. Кое-кое-как, но возвращая трезвый рассудок и опуская все не к месту “восставшие” части.

Вышел я в итоге только через час, а может, и больше. Рассудив, что сейчас-то уж точно Рыбкина “уплыла” к себе. А значит, хватит прятаться, тем более желудок требует утреннюю дозу кофеина и еды.

Умылся, вытер голову, намотал полотенце на бедра и скептически глянул в зеркало на отросшую щетину, которую сегодня нет никакого желания брить. Не колется и ладно.

Пошел в сторону кухни. И чем ближе к ней, тем острее ощущал, что что-то не так. Я в квартире, похоже, снова или до сих пор? Ну, в общем, не один.

В нос ударил изумительный запах. На моей кухне кто-то что-то готовил.

Вырулив из-за угла в гостиную, я офигел окончательно, когда увидел подтянутую попку стоящей у плиты Рыбкиной,  в черных спортивных легинсах, обтягивающих все и даже больше.

Ледяного душа как не бывало. Да твою же бабушку, Жаров!

Глава 10. Перемирие

Паша

Я, взрослый тридцатидевятилетний мужик, таращусь на задницу-орех девятнадцатилетней пигалицы, которая выедала мне всю неделю мозг. Воистину мужики думают не той головой, что на плечах!

Аж у самого злости не хватает. Потому что я, вопреки своим принципам и словам, позорно залип на длинных ногах девчонки, которые вчера намеренно старался не разглядывать, и от которых сегодня просто не могу отвести глаз. О таких говорят, “от ушей”, и,  ей богу, не врут!

Я официально, млять, забираю свои слова, сказанные в первую нашу встречу, обратно! Она не худущая и угловатая, а очень даже очень. Во всех местах. Даже грудь! Скромная двоечка, которую, к слову, терпеть не могу, отдавая предпочтения грудям от третьего размера и выше. Однако я умудрился разглядеть ее вчера под мокрой футболкой, и от одного воспоминания об этих полушариях с темными горошинами  закипает мозг.

Я маньяк. Я неадекватный, неразумный, больной на голову мужик! У меня есть две идеальные устраивающие меня во всем любовницы, а я пялюсь на мелкую егозу, планомерно уничтожающую мою жизни и мои нервы. А сейчас вообще в голове начинает уверенно формироваться образ Влады без этих, мешающих моему взору шмоток. И какое благо, что закончить представлять себе это я не успел! А все потому, что откуда-то из-за дивана послышалось громкое собачье:

– Гав!

Я нахмурился. Влада обернулась, увидев меня, замершего у нее за спиной, вздрогнула, снова стремительно заливаясь румянцем. А лай тем временем повторился. Я потихоньку начал звереть.

– Рыбкина! – прорычал я, сквозь зубы, натягивая на лицо улыбку-оскал, – умоляю, скажи, что у меня просто слуховые галлюцинации.

Вдох-выдох, Жаров. Спокойно. Главное, не рубить с плеча.

– Гав-гав!

Нет, это “сказала” не Рыбкина. Она сжалась до размера песчинки под моим взглядом. А это “недоразумение” снова послышалось в районе дивана. А потом… боже, сохрани ту четвероногую тварь, которая сейчас начала драть мой дорогой, сука, диван!

Я, не дожидаясь ответа Влады, рванул на звук. В пару шагов преодолевая расстояние от кухни до дивана, огибаю мебель и охреневаю от открывшейся картины. Маленькая черно-белая зараза самозабвенно дерет когтями дорогую обивку, оставляя на ткани внушительные такие полосы.

Ох, сколько неприличных слов вылетело из моего рта! Маты были до ужаса изощренными, такими, что Влада даже пискнуть побоялась, молча топая следом. Зато, когда я поймал это животное и на вытянутых руках рычащую и брыкающуюся шавку потащил в сторону двери с твердым намерением выкинуть пса за дверь, Влада запричитала, хватая меня за руки:

– Стой, стой, стой! Нельзя ее выбрасывать! Кася хорошая!

– Зато я плохой!

– Паша, нет! – вскрикнула Рыбкина, когда я открыл дверь. А меня неожиданно приятно укололо то, как девочка обратилась впервые ко мне. По имени. Без своего излюбленного язвительного “дядя”. Да так “укололо”, что я, старый сентиментальный идиот, остановился и обернулся. Животина до сих пор рычала и гавкала у меня в руке, пытаясь вырваться. А может и укусить. У-у-у, животное!

– Влада,