Сухие, потрескавшиеся губы Кристи слегка раздвигаются. Она высовывает кончик языка и облизывает их. Потом напрягает мышцы шеи, пытаясь наклонить голову.

Кладу ей руку на лоб. Мама всегда так делала, когда у меня был жар.

– Не волнуйся, Кристи. Все хорошо. Скоро вернется твоя мама. Медсестры…

Даже не знаю, кого я пытаюсь успокоить: ее или себя.

Губы Кристи снова двигаются, она кривится и издает скрипучий звук. Пытается говорить.

Я приникаю ухом к ее губам, надеясь разобрать слова.

– Во-о-о, – шепчет она.

– Что? Что ты хотела сказать?

Кристи делает новую попытку:

– Во… ды…

Ей хочется пить. Вспоминаю, как тогда, в раздевалке, она жадно пила, опустошая бутылку за бутылкой.

– Не знаю, есть ли здесь вода. Сейчас посмотрю…

На шкафчике, рядом с кроватью, замечаю пластиковый мерный стакан и кувшин с крышкой, он наполовину пустой.

– Только совсем немного…

Наливаю воду. Приподнимаю голову Кристи и подношу стакан к ее губам. Она издает странный звук. Наверное, благодарит. Вливаю воду в щелочку между губами. Часть проливается ей на подбородок. Бессвязные звуки сменяются кашлем. Кристи выкашливает воду на меня. Ее тело дергается.

Испугавшись, отставляю чашку и массирую Кристи верх спины. Обычный прием, когда надо кого-то успокоить.

Ее глаза округляются, готовые выпрыгнуть из глазниц.

– Что ты делаешь? – раздается у меня за спиной.

Оборачиваюсь и вижу вбежавшую медсестру.

В палате вдруг становится очень людно. Медицинские аппараты тревожно пищат. Меня оттесняют от кровати. Я ретируюсь в угол и оттуда наблюдаю за медсестрами. Те окружили кровать Кристи и от волнения кричат друг на друга.

В дверях вижу мать Кристи, а за ее спиной – Нирмалу. Медсестра закрывает дверь у них перед носом, затем замечает меня, хватает за руку и подталкивает к двери.

– Тебе здесь нечего делать!

Меня выпихивают из палаты. Дверь снова закрывается. Я оказываюсь рядом с перепуганной миссис Пауэлл.

– Моя малышка, – бормочет она. – Что они делают с моей малышкой?

Я поворачиваюсь. В верхней части двери есть окошко, составленное из стеклянных ромбиков. Вижу, как медсестры, задрав простыню, прикладывают к груди Кристи большие прямоугольные пластины. От них тянутся провода. Отворачиваюсь. Не хочу смотреть, как тело Кристи содрогнется от электрошока.

– Они всего лишь… Уверена, это…

– Что случилось? – Миссис Пауэлл хватает меня за руки. – Что произошло, пока Нирмала ходила за мной?

– Кристи проснулась. Попросила пить.

– Она говорила с тобой?

– Да… можно сказать и так. Всего одно слово: «Воды». Перед этим она пыталась облизывать губы.

– И ты дала ей воды?

– Да…

Миссис Пауэлл еще больнее стискивает мне запястья.

– Вода ее убивает. Избыток воды. У нее разбухает мозг! Она гибнет изнутри!

Вижу набрякшие вены на ее висках. Ее пальцы готовы прорвать мне кожу, впиться в мясо.

– Простите, – бормочу я. – Я не знала… С ней все будет в порядке. Врачи помогут.

Дверь палаты открывается. Выходит врач. За ее спиной – пугающая тишина. Медсестры молча убирают детали электрошокера, кто-то снова накрывает Кристи простыней.

– Миссис Пауэлл, – произносит врач.

Мать Кристи разжимает пальцы. Я отхожу в сторону. Взгляд миссис Пауэлл не сразу останавливается на лице врача.

– Только не говорите мне… только не говорите…

– Миссис Пауэлл, мне очень, очень жаль. Мы сделали все, что в наших силах.

– Нет! Только не говорите, что моя крошка умерла. Нет, нет, нет, нет, нет!

Ее одичавший взгляд мечется по сторонам, цепляется за меня.

– Это ты убила мою девочку! Ты!

Она плачет. Злыми, отчаянными слезами.

Нирмала и врач смотрят на меня.

– Я не знала… не хотела. Простите меня! Простите!

Бросаюсь бежать по коридору. Это ошибка. Сейчас я проснусь у себя в комнате… и окажется, что мне всего лишь приснился кошмар.

Я сейчас проснусь… проснусь.

– Ты почему не отвечала на сообщения?

– Я их не получила.

– Ник, не морочь голову. Все ты получила.

– У меня был отключен мобильник. Специально выключила. Нужно было в себя прийти. Пап, Кристи умерла. На моих глазах. Мне нужно было… Я хотела…

– Хорошо, это мы понимаем. Правда, Кларк?

Мама встает в коридоре между мною и отцом, берет меня за руку.

– Ник, ты не имела права взять и исчезнуть, – не сдается отец. – Мы с мамой места себе не находили.

– Послушайте, меня не было всего два часа. Неужели это катастрофа?

– Ты только что сообщила о смерти Кристи. Она все меняет.

– Не понимаю. Что меняет?

– Ник, ты в опасности. И можешь попасть в большую беду. Ты должна меня слушать и делать то, что говорю.

– Кларк, пожалуйста…

Мама поднимает руку, словно этот жест может его остановить.

– Сарита, ты должна бы меня поддержать, а не игнорировать очевидное.

– Кларк, посмотри, в каком состоянии Ник! Мы должны ей помочь, а не читать нотации.

– Это не нотации. Я думаю о ней. Забочусь.

– Вы что, оба ничего не понимаете? Речь сейчас не обо мне! И не о вас. Моя подруга умерла.

У меня текут слезы. Настоящие. Но я не знаю, по кому плачу: по Кристи или по себе.

Я напоила Кристи водой, которая ее убила. В голове неотступно вертится мысль: куда я ни пойду и ни поеду, я не убегу от правды. Она будет путешествовать со мной. Всегда.

Я убила Кристи. Вот так. И с этим мне придется жить до конца своих дней.

– Я тебя понимаю, – утешает мама. – Ты пережила настоящий кошмар. – Она обнимает меня, крепко прижав к себе.

– Я не хотела, чтобы так случилось, – бормочу я. – Почему все не может оставаться прежним?

– Тсс. – Мама целует мои волосы. – Все хорошо. Все нормально.

О чем она говорит? Как после этого все может быть хорошо и нормально?

– Я хочу лечь.

– Конечно, дорогая. Приляг. Отдохни. Если мы понадобимся, позови.

Я поднимаюсь на несколько ступенек.

– Сарита, ты хочешь оставить все как есть? – сердито шепчет отец.