Медленно распахнулись тяжёлые ворота. Карета въехала и остановилась прямо перед шеренгами. По тем прокатилась беспокойная волна шепотка — и все застыли. Дверь открыли, и вышел король. В воздух тут же взвились, перекрещиваясь, огненные струи; кони поднялись на дыбы и с громким стуком подков опустились обратно на каменную кладку. К Элиаду Керреллу подошёл генерал, поклонился, и они пошли мимо строёв, оглядывая солдат; каждый склонял голову перед королём в знак приветствия и уважения. Филипп стоял в отдельной колонне вместе с другими офицерами, и ему казалось, что понадобилась вечность, чтобы король дошёл до них. Они встретились взглядами, и Филипп опустил голову, не сводя глаз с отца. Но Элиад Керрелл лишь прошёл мимо…

Когда король и генерал скрылись в крепости, было скомандовано: «Разойдись», — и все выдохнули с облегчением. Все, кроме Филиппа. Его трясло. Ему ничего не должны, он знал, он понимал это, но желание, чтобы отец его выделил — хоть одним взглядом, одним жестом, — затмевало разумные доводы. Ведь он сделал всё, чтобы отец гордился. Он был лучшим. Раз за разом доказывал превосходство и в боях один на один, и в тренировочных групповых вылазках, и в оценках — людских и академических. Быть лучшим — его право и обязанность. Как будущий король он должен был подавать пример. И, зная, чего от него ждут, больше всего Филипп хотел оправдать эти ожидания. Отцовские пожелания он выполнял и не раз: взяв нужные предметы в Академии Мидланда, решив закончить всю программу экстерном, несмотря на решение учиться в другом месте. Таков был их договор об армии — единственное, что Филипп попросил у отца за семнадцать лет. На его счастье, желание соответствовало ситуации, иначе, Филипп был уверен, в Вистан его бы никто не отпустил. Короли ведь не должны воевать…

Филипп кружил недалеко от выхода главного здания. Он надеялся на встречу с отцом, хоть на мимолётную. Может, им удалось бы обменяться хоть парой слов, перед тем как отец уедет. В конце концов, он не мог избегать Филиппа вечно.

По неровным кирпичным ступенькам спустился мужчина. Филипп тут же узнал капитана Ровена, одного из приближённых генерала Флиннстоуна и старшего товарища самого Филиппа. Прищурившись, Ровен посмотрел по сторонам, приметил принца и направился прямо к нему. Они отсалютовали друг другу.

— Ваше высочество, — сказал Ровен, — его величество хочет видеть вас в своём кабинете.

Филипп коротко кивнул, чувствуя, как краска отливает от лица, и поспешил ко входу. Он взлетел по ступенькам, быстро прошёл по коридорам и на мгновение замер перед дверьми из красного дерева, на обеих створках которых были вырезаны гербы с драконами. Элиад Керрелл всегда занимал один и тот же кабинет для работы, и командующему полигона приходилось туда переносить все наработки из совещательной залы, где обычно собиралась ставка командования.

Филипп постучал, и ему тут же открыли. Конечно, отец ведь ждал.

Дверь за спиной закрылась.

— Здравствуй, отец.

— Ну здравствуй, Филипп. — Элиад посмотрел на него, отошёл от окна, где под дневным светом перечитывал какую-то бумагу, и встал напротив сына, их разделял стол. — Мне сказали, что ты делаешь успехи. Тебе здесь нравится?

— Да, — коротко ответил Филипп. — Здесь лучше, чем в Академии.

— Ну хоть чем-то ты доволен. — Отец окинул Филиппа насмешливым взглядом.

— Я не успевал в Академии, — хмуро заметил Филипп, глядя отцу в лицо. — Мне изначально не стоило занимать чьё-то место.

— Не говори ерунды! Ты занял законное место. Все твои оценки были отличными, и я не представляю, где ты мог не успевать.

— Ты не знаешь, насколько сложно это было.

— Сложно! Кто тебе сказал, что будет легко? Те, кто оценивал тебя, дали прекрасные характеристики, достойные ученика Академии. Я не приемлю никаких принижений!

Филипп закатил глаза.

— Разумеется, характеристики были отличными. Они бы не дали плохих королевскому сыну. — Филипп скривился, ему было противно такое говорить, но других объяснений он не видел. — Пусть учится Эдвард, раз у него получается. Он может, он хочет. Он будет отличным боевым магом со своей игрушкой.

Элиад Керрелл скептически поднял брови.

— Что-нибудь ещё хочешь сказать, Филипп? — спросил он, скрещивая руки на груди.

— Порой мне кажется, что и здесь меня оценивают по тому, кто ты, — выдохнул в сторону Филипп.

— То, что тебе кажется, должно оставаться только в твоей голове, Филипп! — Элиад бросил на сына полный ярости взгляд, но тот даже не дёрнулся. — Тебя не должно волновать ничьё мнение, кроме моего. В первую очередь тебя оцениваю я.

Филипп опустил голову и набрал в лёгкие побольше воздуха. Спокойствие. Ему нужно было успокоиться, иначе бы он сказал ещё что-то не то. Негодование разрывало, в душе плескалась беспричинная злость, и её нужно было заткнуть настолько глубоко, насколько возможно. И он старался. Изо всех сил.

Короткий выдох — и Филипп вскинул голову.

— Отлично! Тогда скажи, что мне нужно сделать? Что мне нужно сделать, чтобы ты воспринимал меня серьёзно. Чтобы ты не считал меня ребёнком, а мои идеи — детскими. Я хочу иметь доступ к документам и другим источникам. Я хочу знать, что происходит глубже, чем…

— Глубже, чем твои подслушивания? — Элиад Керрелл изогнул бровь. Филипп едва заметно сглотнул. Ему стоило огромных усилий не дёрнуться от неожиданности. — Твои жучки обнаружили. Не знаю, сколько они там провисели. Изобретение, конечно, хорошее, но после этого ты хочешь, чтобы тебя не считали ребёнком?

— Но как ещё я мог…

— Никак! — рявкнул Элиад. — Не смей перебивать меня! Тебе не нужно знать то, к чему тебе не дано официального доступа. И пока я лично не решу, что могу его тебе дать, ты будешь знать только то, что тебе дозволено. И если мне доложат о ещё каких-то жучках для прослушки, ни тебе, ни изобретателю сладко не будет. Ясно?

— Так точно, — проговорил Филипп сквозь зубы.

— Вот и отлично. Можешь идти, Филипп.

* * *

Филипп был разочарован. Он так ждал отца, надеялся на встречу с ним, потому что тот мог бы что-то рассказать, поделиться чем-то важным. Отец мог бы, но…

«Он считает, что я не дорос, — Филипп хмыкнул и одним махом отсёк голову заколдованному ходячему мешку, и песок посыпался на тренировочное поле. — Считает меня глупым мальчишкой!» Меч разрубил всё ещё движущийся мешок пополам по линии пояса, но тот не упал. Филипп зарычал и ударил «противника» по ногам. Мешок глухо рухнул, и песок разлетелся по площадке. Филипп со злостью воткнул меч в землю и сел рядом.

Он хотел сражаться, воевать, он