Встреча. Незапланированная. С человеком, который этому парню неприятен, если не сказать большего. Выводы были очевидны. Антон весь подобрался, пропустить такое было нельзя.

Несколько минут быстрого движения, и впереди показался парк. Антон сбавил шаг и пристроился за спинами трех высоких девушек. Он хорошо видел, как Умник покрутил головой, потом увидел серую «Хонду» и решительно направился к ней. Так же решительно он открыл переднюю пассажирскую дверь и сел на сиденье.

– Ну, здорово, Веня! – насмешливо сказал мужской голос. – Гуляешь, воздухом дышишь? Или как?

– Чего надо, Африка? Звал, так говори.

– Конечно, скажу, раз звал, – в тон Умнику ответил мужчина. – Чего такой недовольный? Не выспался или живот болит?

– Сам знаешь, – отрезал Умник. – И в душу мне не лезь! У нас с тобой соглашение, деловые отношения.

– Ну, тогда давай о деле, – согласился мужчина. – Значит, так, мне на этой неделе нужно немного побольше. И вообще ты ленишься. При твоих-то талантах, да я бы как сыр в масле катался. Давай, увеличивай обороты на пятьдесят процентов.

– Ты что, спалить меня хочешь! – разозлился Умник. – Жадность твоя до добра не доведет. И меня повяжут, и…

Вениамин чего-то недоговорил, видимо, от злости у него аж скулы свело. Антон даже слышал, как он тяжело дышит.

– Ты на меня фонарями не свети! – тоже со злостью ответил мужчина. – Я сказал, значит, так и будет!

Разговор переходил в перепалку. В такой ситуации он мог мгновенно прекратиться. Разозлится этот Вениамин, хлопнет дверью и уйдет, плюнув на деловые отношения. А машина с визгом резины рванет с места и исчезнет. Допустить этого Антон не мог. Поправив на пальце перстень с камерой, он походкой подвыпившего человека двинулся к «Хонде». Справа сразу кто-то двинулся ему наперерез, но Антон шел быстрее.

– Э, земеля! – с пьяной развязностью потребовал он, открыв рывком дверь машины. – Подбрось до вокзала!

Локтем левой руки Антон облокотился о крышу машины, и теперь кисть удачно прикрывала нижнюю часть лица. Правая рука с перстнем на пальце жестикулировала в воздухе, трижды замерев в положении, удобном для фотографирования человека за рулем, которого Умник назвал Африкой.

На Антона глянули злые глаза матерого уголовника. Это почувствовалось сразу. А потом на плечо Антона легла крепкая рука. Он не успел ничего возразить, как его оторвали от машины и развернули на сто восемьдесят градусов. Антон успел только разглядеть мощную челюсть и маленькие глазки, как вдруг почувствовал удар в подбородок. Он отшатнулся и грохнулся на асфальт.

Упал Антон умышленно, потому что пришлось изобразить пьяного. Еще не хватало получить полновесный удар в челюсть. Громила быстро сел в «Хонду» на заднее сиденье, и машина сорвалась с места, увозя и Африку, и Вениамина-Умника.

Последнее, что Антон успел услышать, пока машина не удалилась на предельное расстояние действия передатчика, это слова уголовника в адрес Умника. Что-то на тему, что он его бережет и от всех прячет. И что этот Африка специально так делает, чтобы информация не просочилась в уголовную среду, потому что стукачей что-то много развелось. Уголовка мгновенно узнает про делишки Вениамина, и тогда колпак всем обеспечен.

Отряхнувшись и промокнув платком скулу, Антон быстро скрылся в парке. Кожу на лице саднило, но на душе было хорошо. Теперь идентифицировать этого Африку можно. А личность он известная, судя по всему, обязательно на него что-нибудь найдется. А уж с фотографиями тем более не составит труда опознать его.

А ведь врал Африка, и это Антон уловил сразу. И врал уголовник умышленно, чтобы успокоить Вениамина. Что за дела их связывали, что Африка пытается скрыть от уголовного мира? Может, этот Умник работает на Африку, для него крадутся банковские карточки, потрошатся банкоматы? Почему? Этот уголовник не выглядит интеллектуалом, а преступления, совершаемые Вениамином, высокотехнологичные. При чем тут Африка? Крыша?

Малахиту было трудно вставать без посторонней помощи. Светочка, доченька родная, была на работе. Как ни крутился Малахит, а внятно объяснить дочери, почему ей не надо работать, он не смог. Знала она, что он в прошлом вор, но предложить ей доживать век на скопленное от украденного он не мог. Язык не поворачивался. Она был такая чистая, светлая, любящая, что не хотелось ее осквернять грязными деньгами.

Именно теперь Леня Малахит стал думать о своем прошлом ремесле, как о чем-то грязном, постыдном. Он по ночам думал о том, как бы повернулась его жизнь, узнай он о дочери тогда, сразу. А может, и не поменялось бы ничего, потому что тогда он был молод, тогда он был в почете и при фарте. Это теперь он стар и болен, это теперь его беспокоит душа.

Светлана ворвалась с шумом, и в доме как-то сразу стало светлее и звонче. Может, это оттого, что квартира теперь чистая и ухоженная, и стекла на окнах и в шкафах сверкают чистотой. Но хотелось думать старому вору, что это от присутствия его доченьки так преображается мир.

Вот ведь! Никогда о боге не думал, даже не помышлял о религии, а к старости стал подумывать, что посылает ему кто-то шанс искупить вину. Вроде бы за что? Может, за то, что никогда не предавал друзей, не шел на «мокрое дело», свято соблюдал все законы воровского мира. Хотя богу это не интересно. Тогда за что такая радость, такое утешение на старости лет? Неужто для того, чтобы заставить покаяться? Может, правда священника пригласить?

– Папа, ты как? – сияющая дочь появилась в комнате. – Как ты себя сегодня чувствуешь?

– Не хуже… – проворчал Малахит.

– Не хуже? – немного разочарованно повторила девушка. – Я думала, что, может, получше? Мало ты гуляешь, окна вон заставляешь закрывать. Тебе воздух нужен!

– Ничего мне не нужно, Светочка. Ты вот у меня есть, и достаточно. А то, что «не хуже», так в моем возрасте и при моей болезни и это уже немало. Ты окошко-то прикрой малость, прикрой. Сквозит оттуда.

– А я тебя укрою получше, – нежным голосом сказала девушка, поправляя одеяло, – и ты не замерзнешь. А проветрить комнату надо. Вот минут десять так полежи, а потом я его закрою.

Малахит вздохнул и подчинился. Ему было приятно, что Света сидит вот так на краю его постели, что ее рука лежит поверх одеяла. От этого так спокойно, как не было никогда в жизни. Кровинушка родная.

– Пап, а что это к тебе зачастила Зинаида, соседка наша? И откуда у нее ключ от входной двери?

– Так… так ведь ухаживала она за мной. В магазин сходить, в аптеку, постирать чего. Сам я ей ключ давал, доченька. Ты на нее не смотри, она баба добрая, порядочная.

– Глаза у нее совсем не добрые. Не поверю, что она такая уж сердобольная. А про какую девочку вы с ней тут вчера говорили, за кем она ухаживает?

– Какую девочку? – испугался Малахит. – А… девочку. Родственница, что ли, или просто подрабатывает сиделкой. Я и не знаю. Рассказывала она что-то такое.