Министром государственного призрения был назначен кадет Николай Михайлович Кишкин, врач-физиотерапевт, совладелец и директор частной клинки и санатория в Москве, член ЦК кадетов с 1905 года, один из лидеров Всероссийского союза городов. Примечательно, что Кишкин был сторонником Корнилова, а после его провала рекомендовал Керенскому уйти в отставку, передав власть генералу Алексееву. Тем не менее Керенский захотел видеть Кишкина в составе правительства как представителя Москвы[2330].

Очередная кадетская четверка — Третьяков, Кишкин, Смирнов, Карташев — могла опираться в работе на партийные структуры. Милюков подтверждал: «С.Н. Третьяков, входивший в правительство впервые, готов был вложить в это искание плана свежую энергию и веру, которых не хватало уже измученному и против воли вернувшемуся к власти А. И. Коновалову. Н. М. Кишкин принадлежал к числу действенных натур, которые по природе не могут оставаться пассивными… Тесно сблизившийся между собой кружок этих людей искал и нашел поддержку в центральном комитете партии народной свободы, которая делегировала для постоянных сношений с этим кружком министров своих членов: Набокова, Аджемова и вернувшихся после отлучки П. Н. Милюкова и М. М. Винавера»[2331].

Новый министр окончательно расстроенных российских финансов Михаил Владимирович Бернацкий был выпускником Киевского и Берлинского университетов, профессором политэкономии Политехнического и Технологического институтов в Петербурге. После Февраля он трудился в министерстве торговли и промышленности, где был главным сторонником идеи усиления милитаризации промышленности, одним из организаторов некрасовской полумифической Радикально-демократической партии.

Министром юстиции стал меньшевик Павел Николаевич Малянтович, выпускник Дерптского (Юрьевского) университета, видный адвокат на более чем ста политических процессах. Завадский свидетельствовал: «Как адвокат он был гораздо известнее всех трех своих предшественников». То есть и Керенского — тоже. Но при этом «Малянтович кланялся в левый угол, видимо, усиленнее, чем его предшественники при Временном правительстве». Ленина он поймать не мог, а ближайших его сподвижников сажать не собирался: «Малянтович настойчиво проводил мысль об отсутствии в действиях обвиняемых состава преступления. Он даже приводил смелые сравнения: большевики такие же пораженцы, какими были и мы в японскую войну»[2332].

Транспортную отрасль возглавил (редкий случай) беспартийный профессионал — Александр Васильевич Ливеровский — выпускник физмата Петербургского университета и Института инженеров путей сообщения, участник и руководитель всех ударных строек железных дорог начала ХХ века, а после Февраля товарищ министра путей сообщения.

Сергей Сергеевич Салазкин был народовольцем со стажем, доктором медицины, который стал известен в стране в 1911 году, когда за поддержку студенческих протестов его уволили с поста директора Женского медицинского института в Петербурге и отправили в провинцию. При Временном правительстве он возглавил рязанское земство. Почему именно ему было предложено сменить академика Ольденбурга на посту министра просвещения — загадка.

Еще один врач по образованию — Семен Леонтьевич Маслов — возглавил министерство земледелия. Он имел опыт работы в земских органах, кооперации и в редактировании эсеровской прессы. В революционные месяцы Маслов входил в руководство Совета Всероссийских кооперативных съездов и в Исполком Всероссийского Совета крестьянских депутатов.

Но самая большая ответственность в кабинете — в условиях войны, когда Верховным главнокомандующим было предельно гражданское лицо — ложилась на военного и военно-морского министров — Верховского и Дмитрия Николаевича Вердеревского. Выбор был странным. «Главной причиной, которая послужила к выдвижению этих лиц, была удивительная приспособляемость к господствующим советским настроениям, постепенно переходившая в чистую демагогию, — считал Деникин. — Этот элемент ярко окрашивает их двухмесячную деятельность»[2333].

Генерал Краснов описывал биографию Верховского, которого называли в армии «революционным пажом»: «В бытность в Пажеском корпусе за какую-то проделку, показавшуюся корпусному начальству слишком либеральной, Верховский был отправлен рядовым в Туркестан. Там был произведен в офицеры и кончил Академию Генерального штаба. Репутация либерала и революционера осталась за ним»[2334].

Вердеревский только в 1916 году, являясь командующим дивизией подлодок Балтфлота, был произведен в контр-адмиралы. Став после Февраля начальником штаба Балтфлота, он во время большевистского восстания в июле отказался выполнять приказ о направлении в Петроград эсминцев на поддержку Временного правительства и рассказал о приказе Центробалту, как и о планах топить революционные суда. Пловцов арестовал и отдал под суд Вердеревского за «разглашение служебной тайны и неподчинение центральным органам власти». Он стал адмиралом с самой что ни на есть революционной репутацией. Оказавшись по этой причине на посту военно-морского министра, он доказывал, что «дисциплина должна быть добровольной… Необходимо, чтобы дисциплина перестала носить в себе неприятный характер принуждения»[2335].

Итак, в последнем составе Временного правительства оказались 4 кадета, 2 эсера, 3 меньшевика, один трудовик, один — «независимый» и двое военных — Верховский и Вердеревский.

Компромисс с формированием правительства и его состав, как могло показаться, устроили руководство эсеров, меньшевиков, кадетов. Эсеровский орган писал: «Правительство коалиции — факт. И если эта коалиция не будет агрессивна в отношении демократии, перетерпим ее до Учредительного собрания»[2336]. 27 сентября появилась декларация «пополненного в своем составе Временного правительства», в котором словами вернувшегося с летнего отдыха Милюкова «были сведены в одно целое все отдельные компромиссные решения, выработанные по соглашению представителей Демократического совещания с представителями «цензовых элементов» и партии народной свободы»[2337]. Но это было на публику. В своем же кругу — и в мемуарах — лидеры партий, входивших с правительственную коалицию, были в ужасе.