Этим и закончился их разговор, потому что как раз в эту минуту показался подходивший к лагерю полковник Магоффин; рядом с ним шел Тигровый Хвост, держа в руке поднятую кверху трубку мира, которую он нес, точно знамя. Следом за ними шло, на всякий случай, несколько вооруженных белых, а за ними ехал уже верхом Карроль… Когда они достигли лагеря, бывший траппер спрыгнул с лошади, привязал ее к колесу одного из фургонов и, подойдя к Теннесси, почтительно поклонился ей и сказал:

— Мисс Теннесси, мы с моим товарищем думали, что вам и мисс Луизиане доставит удовольствие иметь двух верховых лошадей, на которых вы могли бы кататься по прерии. Мы выловили этих лошадей из табуна нашими лассо, и дня через два или три они будут уже совсем укрощены, и на них можно будет ездить кому угодно. Если вы соблаговолите, мисс Теннесси, принять от меня в подарок эту кофейного цвета лошадку, которая с этой минуты будет уже ваша, то другую, крапчатую, мы будем просить принять от нас в подарок вашу кузину, мисс… мисс…

— Меня зовут Луизиана Дюпрэ, — отвечала юная креолка, — и я очень вам благодарна за подарок, мистер Карроль.

— О, мисс, вы слишком любезны. Возможность поговорить с вами с избытком вознаграждает нас за этот скромный подарок, — сказал Ваш Карроль, без всякого намерения сказать комплимент, но просто высказывая только то, что он думал в эту минуту и что не считал нужным скрывать, так как привык всегда говорить правду.

— Еще раз спасибо вам за подарок, мы обе в восторге от наших лошадей, — сказала Теннесси.

— Но только нам все-таки нужно еще немного по-дрессировать их, — сказал Карроль, — потому что какими ни смотрятся они смирными, я не думаю, чтобы на них могли сейчас ездить даже самые смелые девушки штатов Теннесси и Луизианы…

В эту самую минуту к ним подошел полковник и вместе с сопровождавшим его Тигровым Хвостом направился к одному из фургонов.

Индеец, за минуту перед тем державший себя так грубо и так бесцеремонно обнаруживший свою свирепую натуру, теперь притворялся избалованным и капризным ребенком, с нетерпением ожидающим получить давно обещанную ему игрушку.

Ваш Карроль, когда вождь проходил мимо него, окинул индейца презрительно-насмешливым взглядом; бывший траппер при этом так лукаво подмигнул девушкам, что Теннесси не могла сдержать себя и весело расхохоталась.

Проходивший мимо них Тигровый Хвост, услышав веселый хохот девушки, повернул голову и бросил на нее быстрый, как молния, взгляд. Затем лицо его сейчас же приняло опять то выражение наивного простодушия, которое он ему придал. Но в этом взгляде, брошенном им на девушку, было столько угрожающей ненависти, что Теннесси побледнела как смерть и у нее пробежала дрожь по всему телу.

Ваш Карроль дождался, пока полковник и вождь отошли немного подальше, а затем сказал вполголоса:

— Этот презренный дикарь уверяет, что он явился просить у своих бледнолицых друзей пороху и виски. Полковник ответил, что порох ему нужен и самому на случай, если на него нападут индейцы. Что же касается виски, — прибавил он затем, — то сам я не пью и виски у меня нет, но если бы даже виски и было, я все равно не дал бы их индейцу. Я думаю, все ограничится тем, что он даст ему табаку и красное одеяло.

— А как вы думаете, удовольствуется этим Тигровый Хвост? — спросил Торнлей. — И не лучше ли было бы прогнать его, не давая ему ничего? Лагерь расположен в очень неудобном месте, и этому разбойнику нетрудно было бы напасть на лагерь хотя бы нынешнею же ночью, чтобы похитить оружие и вообще все, что ему здесь нравится.

— А мы-то на что? — довольно грубоватым тоном возразил Ваш Карроль. — Кто же мешает нам приехать сюда вечером? Или вы, может быть, считаете нас ни на что не годными новичками, Эдуард? И я и полковник, мы оба отлично знаем, какая вам грозит опасность, и после завтрака сделаем все, что нужно, чтобы не дать захватить себя врасплох, а вы в это время займетесь дрессировкой лошадей. Но тише! Индеец идет сюда.

Семинол и в самом деле показался в эту минуту из-за ближайшего фургона, в котором лежало личное имущество полковника. Он улыбался, и его лицо сияло от удовольствия. Через левую руку у него было перекинуто бумажное одеяло ярко-красного цвета, в правой он нес большой пакет табаку низшего сорта, а свою знаменитую трубку он держал под мышкой. Он с весело улыбающимся лицом прошел мимо молодых девушек, даже и не взглянув на них, и через минуту скрылся уже в чаще, где к одному из деревьев была привязана его лошадь. Полковник, появившийся вслед за ним, проводил его глазами, а потом, обращаясь главным образом к Карролю, сказал:

— Я положительно отказываюсь верить, чтобы этот индеец был уж так нам опасен, как вы стараетесь меня уверить, милый друг.

— А!

— Да, он мне показался субъектом довольно простодушным и добрым, и, во всяком случае, уж безусловно честным. Он так обрадовался, когда я дал ему одеяло и табаку…

— Не верьте ему, милый дядя, — перебила его Луизиана, — этот человек очень опасный. Он фальшивый и опасный человек, поверьте мне.

— Я вполне согласна с Луизианой, — вмешалась Теннесси. — Я прочла в его глазах угрозу, и до такой степени испугалась, точно меня укусила ядовитая змея, когда он, возвращаясь, бросил на меня сердитый взгляд за то, что я расхохоталась.

— И вы думаете то же самое, господа? — спросил полковник, обращаясь к мустангерам.

— Да, разумеется, — отвечал Торнлей.

— А что касается меня, — сказал Карроль сердито, — я могу только пожалеть, что вы, давая ему табак, не подсыпали в него мышьяку. Вы, по-моему, человек слишком добрый и слишком честный, чтобы жить в техасских прериях.

— Э, полноте!

— Неужели же вы думаете, что этот негодяй приходит затем только, чтоб выпросить у нас табаку и одеяло и попросить пороху и виски?

— Ну да, черт возьми! Он так обрадовался, что я этого даже не ожидал.