Вся толпа из моей спальни последовала за ним и, в трапезной опять стало несколько тесновато.

— Я ж сразу говорил: у меня в спальне вы найдёте что-то более интересное — чем среди подштанников моего престарелого отца…

— ЗАТКНИСЬ!!!

Латыш берёт в руки тетрадь, очень вдумчиво читает обложку написанную моей рукой и затем переворачивает на первую страницу… Рыбьи глаза его, довольно интенсивно выходят из орбит и начинают напоминать таковы ж, у камчатского краба.

«Птенец» у двери ещё не понял — что к нему подкрался большой и пушистый…

Писец!

Возможно, он решил-понадеялся, что это окажутся — те подложенные антисоветские листовки, которые я нашёл в сундуке отца и, по простоте душевной, переложил в собственный стол. Он привстал на цыпочки и вытягивая шею, пытался из-за чужих спин разглядеть — что в руках у главного чекиста.

И, тут Охрим сплоховал… Рукой указывая на меня, он плаксиво заблажил:

— Я не виноват! Это он, это всё он…!

В принципе, нечто подобное я от него ожидал — поэтому не растерялся и встав, перебил его зычно:

— Товарищи! В заведующем «Нефтяном складом» — Панкрате Сапрыкине и в членах его буржуазного происхождении семьи, я давно заподозрил наших непримиримых классовых врагов. По моей инициативе, с одобрения начальника районного отделения НКВД товарища Каца и, с помощью комсомольца и воспитанника Отряда военизированной охраны Михаила Гешефтмана, мною был завербован во вражеской среде агент — Охрим Косой, сочувствующий нашему пролетарскому делу. То, что вы перед собой видите — это результат его почти трёхмесячной агентурной работы, с которым я собирался завтра идти на доклад к товарищу Кацу…

Мля, музей восковых фигур — другим словами не скажешь! Или фантастический фильм по мотивам рассказа Герберта Уэльса — об человеке остановившим время.

— … Семья Сапрыкиных не только вела антисоветскую пропаганду, подготавливая контрреволюционный мятеж и почву для иностранной интервенции — но и обманывая и обсчитывая покупателей керосина, уворованными у советского народа средствами финансировала белогвардейские организации и иностранные разведки.

А вот теперь как минимум по червонцу этой семейке светит!

Причём, без всяких «амнистий» — по случаю взятия Бастилии 26-ю бакинскими коммунарами.

* * *

Первым опомнился «деверь» Сапрыкиных — Гринька Старожухин, не дав мне эффектно завершить речь. В руке его блеснуло лезвие…

Если бы он ударил Охрима ножом молча — лежать бы тому с выпущенными кишками и медленно подыхать. Однако, он допустил роковую ошибку, заорав:

— ПРОДАЛ, ИУДА!!! Ах, ты ублюдок кривой!

Я глаз не спускал с этого типа и, только он пасть открыл, молниеносно достав из-за уха ручку со стальным пером — метнул её вполоборота, попав тому куда-то в лицо. По причине толстой зимней одежды на том — метать в корпус хоть и достаточно острый, но сравнительно лёгкий предмет — смысла не имело.

Вскрикнув, Гринька дернулся — развернувшись на полкорпуса и, нож вместо живота Охрима — вошел по самую рукоятку в грудь стоящему в самых дверях чекисту-татарину. Тот коротко заверещав смертельно раненым зайцем — изумлённо-широко раскрыл быстро потухающие глаза и, по-киношному медленно, стал оседать вдоль двери на пол…

С матом вырвав ручку из глаза, сбив с ног уже по сути мёртвого чекиста, Гринька Старожухин ломанулся на выход. Брошенная мною вдогонку табуретка, попав под зад — только придала ему прыти.

Показывая растерявшимся чекистам и милиционерам на второго понятого из числа родственников Сапрыкина:

— Следите, чтоб этот вражина тоже не сбёг!

— Я не при делах! — возопил тот.

Мельком взглянул на сереющего лицом татарина и, с злорадной радостью подумал:

«Ээээ… Всем вам вышак — это однозначно!».

Вроде бы грех это — радоваться чужой смерти, да? Однако, реальная жизнь так устроена — не бывает без добра худа…

* * *

«Птенец Керенского» выскакивает во двор и, скинув тяжёлый полушубок, бежит вдоль освещённой электричеством Советской улицы, выискивая переулок потемнее — куда бы нырнуть… Я за ним вдогонку, одетый по-домашнему к тому же — практически босиком, в одних носках:

— ДЕРЖИ ЕГО!!!

Вот-вот скроется — ищи потом по впотьмах. Однако, как будто мои мысли почуяв, из тёмного переулка на полном ходу вылетает знакомый красный «Packard» и сбивает убийцу с ног.

Из остановившегося автомобиля выскакивает товарищ Кац при полном параде и с ним двое милиционеров. У всех троих в руках револьверы и они направленны на меня:

— Руки вверх, контра!

— Обознались, товарищи: «контру» мы с вами только что задержали.

Кац, несколько растерянно:

— Мы ж вроде на твой обыск едем… Тебя, разве ГПУне арестовало?

«Что-то ты не шибко-то торопишься на мой арест, хитрая жидовская морда!», — подумалось про себя, а вслух сказал:

— Все «аресты и обыски», товарищ Кац — у нас с вами ещё впереди. А пока помогите «упаковать» этого. Что телеграфными столбами замерли? Видите — зашевелился…

Подхожу, легонько пинаю в бок:

— Советую, прямо сейчас начинать каяться, белогвардейский прихвостень.

— Пошёл ты на… — шипит от боли, — со своими советами!

Пинаю ещё раз — сильнее:

— Нормально выражайся в общественных местах, контра — на улице могут быть дети.

До того, как прибежали чекисты с латышом во главе, я успел (где — открытым текстом, где — намёками) передать Абраму Израилевичу весь расклад по сложившейся ситуации.

Он умный — недаром еврей!

Всё схватив с лёту, с ходу же «взяв быка за рога», наш начальник районного отдела НКВД по сути — перехватил управление операцией у растерявшегося латыша:

— Товарищи чекисты и милиционеры! А теперь, когда мы увидели зверское лицо нашего классового врага — пора нам нагрянуть в его логово.

Подсказываю от чистого сердца:

— Вот только понятых придётся набрать новых: эти не то, чтобы «понятыми» оказались, а даже — как бы не наоборот.

Тот, с ледяным ментовским спокойствием, впрочем звучащим несколько показушно:

— А Вы, товарищ Свешников, можете возвращаться домой к отцу. Спасибо Вам за оказанную помощь, от лица Советской власти и всех трудящихся!

Молодцевато вытягиваюсь:

— Служу трудовому народу!

* * *

Проводив товарищей чекистов и милиционеров, я осмотрелся вокруг… Блин, я оказывается стою в носках прямо напротив «Красного трактира». Несмотря на мороз за двадцать градусов, мне жарко — аж пар с меня валит. Покрутив головой по сторонам, говорю вслух:

— Пожалуй, сперва надо нанести визит Софье Николаевне, а то как-то неудобно получится — типа, шёл мимо и не зашёл.

Видать, адреналин в моей крови — всего после