Вряд ли после пережитого ужаса кто-то из обитателей храма в ближайшие несколько часов осмелился бы вернуться туда. Каменная плита послушно скользнула на место у нас за спиной. Я шел последним и нес тяжеленный мешок, а Виксила с Фенквором помогали протаскивать его сквозь узкие места, где мне с ним на плечах уже было не протиснуться. Без проволочек добрались мы до укрытого побегами входа и, немного выждав, вышли в освещенный луной лес, внимательно прислушиваясь к затихающим вдали крикам. По всей видимости, никто и не подумал проверить заброшенный подземный ход и даже не заподозрил, что жуткие призраки – порождение преступного замысла.

Уверившись, что все в порядке, мы вышли из пещеры и добрались до укрытой в зарослях тележки и сонных ослов. Побросав часть фруктов и овощей в кусты, мы положили на освободившееся место мешок и прикрыли его плодами. Потом опустились на травянистую землю и стали ждать предрассветного часа. Вскоре вокруг послышались шорох и шелест: это украдкой сползалось и сбегалось полакомиться выброшенной снедью мелкое зверье.

Если кто-нибудь из нас и заснул, то спал вполуха и вполглаза. С последними лунными лучами, когда небо на востоке озарилось предрассветными отблесками, мы поднялись.

Ведя ослов под уздцы, дошли до главной дороги и остановились за большим кустом. Мимо со скрипом проехала первая за утро повозка. Потом воцарилась тишина. Мы выступили из леса и, пока не появились остальные торговцы, двинулись к городу.

Пока мы пробирались по отдаленным улочкам Узулдарума, нам повстречалась лишь парочка прохожих, которые не обратили на нас никакого внимания. Возле дома Визи Фенквора мы препоручили волшебнику тележку, и он вместе с ней беспрепятственно скрылся во дворе. Вроде бы никто за ним не следил. Я еще подумал, что теперь у алхимика солидный запас овощей и фруктов…

Два дня мы с Виксилой не отходили далеко от нашего жилища. Было бы неразумно напоминать стражам о своем существовании, открыто появляясь на людях. Под вечер второго дня у нас закончились припасы, и мы решили, вновь облачившись в деревенское, сделать вылазку на ближайший рынок, где раньше никогда не промышляли.

По возвращении мы обнаружили, что в наше отсутствие к нам заглянул Визи Фенквор: хоть все двери и окна оставались запертыми, на столе лежал небольшой золотой куб, а под ним обнаружилась записка:

Дражайшие мои друзья и соратники,

драгоценные камни я вынул, а золото переплавил в слитки – один из них оставляю вам в знак моего глубочайшего расположения. К несчастью, мне стало известно, что за мной следит стража, и посему я покидаю Узулдарум под покровом тайны и весьма поспешно. Драгоценные камни и слитки я прихвачу с собой в тележке, прикрыв их сверху овощами, пусть и немного подвявшими, которые по наитию сохранил. Мне предстоит длинная дорога, куда именно – не буду подробно объяснять, но в тех краях узулдарумские стражи меня не найдут, а вам не хватит прозорливости за мной последовать. Наша добыча понадобится мне, чтобы оплатить сопутствующие расходы и прочие издержки. Удачи вам во всех будущих начинаниях.

С уважением,

Визи Фенквор

P. S. За вами тоже следят, и я посоветовал бы вам со всей возможной прытью покинуть город. Хоть Виксила и хорошенько огрела Маркваноса, вчера вечером он все-таки очнулся и по искусным ловким движениям опознал в грабительнице бывшую храмовую деву. Имени ее он не вспомнил, но нынче в Узулдаруме идут тайные поиски, а всех дев, посвященных Леникве, опрашивают жрецы, вооруженные тисками для пальцев ног и рук.

Нас с тобой, дрогой Сатампра, разыскивают как пособников изменницы. Наши имена им тоже пока неизвестны, но в городе ищут человека твоего внушительного роста и телосложения. Следы порошка зловонных видений обнаружили на постаменте статуи Лениквы и тщательно изучили. Увы, к помощи этой субстанции уже прибегали и я, и другие алхимики до меня.

Очень надеюсь, что вам удастся ускользнуть – не тем путем, которым намереваюсь воспользоваться я сам.

На пиру у горгоны

Три кубка дайте мне сейчас —

И я пойду в далекий путь.

А дайте доу выпить мне —

Сольюсь с природой как-нибудь.

Ли Бо

Не помню, где и с кем я начал пить в тот вечер. И что именно из горячительного, хмельного и спиртного в себя влил. В те подгулявшие ночи своей юности я мог выпить что угодно, а вечер мог начаться где угодно и закончиться в каком угодно месте, весьма далеком от порта погрузки.

А посему с интересом, но без особого удивления я обнаружил себя среди пирующих гостей во дворце горгоны. Не спрашивайте, как я туда попал: я и сам нетвердо это помню. А даже если б и помнил – какой смысл рассказывать, если вы не принадлежите к тем немногим, с кем приключается подобное. А если принадлежите, то и рассказывать ни к чему.

По большей части люди от спиртного впадают в беспамятство, но есть и такие, кому оно дарует свободу от пространства и времени, познание Дао, способность прозреть нынешнее, былое и грядущее. Под спиртным я, само собой, подразумеваю истинное вино, происходящее прямиком из Божественной Бутылки. Хотя при случае божественной становится любая бутылка.

Так что каким образом в тот самый вечер после похода по вполне заурядным земным кабакам я очутился в мифическом дворце горгоны Медузы, было едва ли очевидно, но, несомненно, продиктовано мистической и неотвратимой логикой алкоголя. Ночь выдалась туманной, если не сказать промозглой – в такие ночи забредаешь в самые невероятные места. А мне уже не впервой было путаться в пространственно-временном континууме.

Поскольку я прилежно читал Булфинча и другие книги по мифологии, я сориентировался без особого труда. Как только я вошел в просторный зал в раннем классическом стиле, мне навстречу попалась девушка-рабыня, чей наряд составляли лишь три гирлянды из переплетенных роз, открывающие и подчеркивающие все ее прелести. Она вручила мне вместительный кубок из неглазурованной глины и блестящее серебряное зеркальце, весьма сообразно окаймленное витыми чеканными змеями, которые также обвивали и ручку. А потом на чистейшем доеврипидовском греческом тихонько объяснила, для чего это зеркальце нужно. Кубок можно было наполнять, сколько мне вздумается или же сможется, в фонтане, каковой располагался на самом видном месте; посреди его чаши среди мелкой зыби поднималась мраморная наяда, из открытого рта которой изливалось золотистое вино.

Выслушав предупреждение рабыни, я уже не отводил глаз от зеркала, в котором с потрясающей четкостью отражался весь пиршественный