зал. Остальные гости (во всяком случае, те, у кого имелись руки) тоже осмотрительно держались за свои зеркала, с помощью которых можно было безопасно взглянуть на хозяйку, если того требовали правила приличия.

Медуза восседала в самом центре в кресле с высокими подлокотниками, из глаз ее безостановочно струились слезы, но страшные очи все равно сверкали невыносимо ярко. На голове ее неустанно свивались и шевелились змеи. На каждом подлокотнике примостилось по птице с женской головой и грудью – то были гарпии. В двух соседних креслах сидели, уставившись в пол, совершенно неподвижные сестры хозяйки.

Время от времени служанки, отвернув головы, подносили им полные кубки, и все три дамы осушали их, не выказывая ни малейших признаков опьянения.

В зале было полным-полно скульптур: мужчины, женщины, собаки, козы, разные звери и птицы. Проходя мимо, девушка-рабыня, встретившая меня в дверях, нашептала, что это неосторожные жертвы, обращенные в камень взглядом горгоны. Еще чуть понизив голос, служанка поведала, что вот-вот ожидается появление Персея, который должен обезглавить Медузу.

Я понял, что самое время выпить, и двинулся к винному фонтану. Вокруг него топтались нетвердо державшиеся на лапах и забрызганные вином утки и лебеди – они погружали клювы в золотистую жидкость и с явным наслаждением запрокидывали головы. При моем приближении все птицы злобно зашипели. Поскользнувшись на испачканном пометом полу, я шагнул прямо в фонтан, но удержался на ногах и не выронил ни кубка, ни зеркальца. В фонтане оказалось довольно мелко – мне по щиколотку. Громко крякали растревоженные пернатые, хихикали златовласые сирены и меднокудрые нереиды, что сидели на дальнем бортике и болтали в фонтане длинными рыбьими хвостами, поднимая сверкающие волны. Я шагнул вперед, поднес кубок к улыбающимся устам мраморной девы, и туда полилось светлое вино. Чаша наполнилась мгновенно, вино хлынуло через край и залило мою рубашку. Я осушил кубок одним глотком. То был превосходный крепкий напиток, хоть и с сильным привкусом смолы, как и бывает со старинными винами.

Но не успел я во второй раз наполнить чашу, как двери распахнулись и мимо пронесся свирепый порыв ветра, обдавший прохладой мое лицо, будто совсем рядом пролетел некий стремительный бог. Полет этот сопроводила сияющая горизонтальная молния. Позабыв об опасности, я повернул голову в сторону горгоны Медузы: молния на миг замерла над ней, а затем подалась назад, словно занесенный для удара меч.

Я припомнил древнегреческие мифы: разумеется, то и впрямь был меч Персея, прилетевшего сюда в крылатых сандалиях, дарованных Гермесом, и шлеме-невидимке, одолженном у Аида. (Почему меч оставался видимым, не мог объяснить ни один специалист по мифологии.) Клинок обрушился на горгону, голова ее отделилась от тела, покатилась по полу, разбрызгивая кровь, и упала прямо в фонтан, где стоял окаменевший я. Началось натуральное светопреставление. С неистовым громким гоготом прыснули в разные стороны утки и гуси; роняя на ходу зеркальца, с визгом разбежались сирены и нереиды. Голова, подняв тучу брызг, ушла на дно, а потом вновь всплыла. Жуткий умирающий глаз – левый – мимоходом скользнул по мне взглядом, затем голова перевернулась и взмыла вверх – ее за змеиные локоны выхватила из фонтана невидимая рука полубога. В последний раз мелькнула молния меча, и Персей вместе с головой поверженной Медузы удалился через те же двери, через которые сбежали нимфы.

Я вылез из покрасневшего фонтана; я был так потрясен, что даже не задавался вопросом, почему, взглянув на горгону, не утратил способность двигаться. Девушки-рабыни исчезли. Тело Медузы валялось возле кресла, но гарпии по-прежнему восседали на подлокотниках и с визгливым хохотом опорожнялись прямо на сиденье, будто в нужник.

Рядом с трупом Медузы стоял белоснежный крылатый конь, от копыт до гривы забрызганный кровью, до сих пор хлеставшей из шеи поверженного чудовища. Из этой крови он, если верить мифу, и зародился, ибо то, очевидно, был пегас.

Конь, легко ступая, прогарцевал прямо ко мне и проржал на превосходным греческом:

– Нам пора. Воля богов исполнена. Я вижу, что ты чужой здесь и явился из иного времени и пространства. Я отвезу тебя куда пожелаешь или, по крайней мере, как можно ближе.

Пегас подогнул передние ноги, и я вскарабкался ему на спину. Ни поводьев, ни седла у новорожденного коня не имелось.

– Держись крепче за мою гриву. Я не сброшу тебя, – пообещал он, – как бы высоко мы ни забрались и как бы проворно ни мчались.

Он рысью выбежал через открытые двери, распахнул сияющие крылья и взмыл в небеса, устремившись на восток к перьевым облакам, окрашенным предрассветным багрянцем. Чуть погодя я обернулся. Позади раскинулся океан, но ярившиеся грозные валы с такой высоты казались едва заметными морщинками на лике моря. Впереди простирались светозарные утренние земли.

– В какое время и место ты желаешь попасть? – поинтересовался пегас, ритмично взмахивая крыльями.

– Моя родина – страна под названием Америка, двадцатый век от Рождества Христова, – заорал я, пытаясь перекричать это громоподобное биение.

Пегас вскинул голову и чуть было не затормозил прямо в полете.

– Мой пророческий дар возбраняет мне выполнять твою волю. Я не могу отправиться в то столетие, а тем более в ту страну, которые ты назвал. Родившиеся там поэты должны обходиться без меня – пусть карабкаются к вершинам вдохновения своими силами, любимец муз не повезет их. Стоит мне там появиться, как меня тут же запрут, обескрылят, а потом сдадут на скотобойню.

– Ты недооцениваешь их коммерческую жилку, – ответил я. – Скорее всего, тебя продадут в цирк и будут драть немалые денежки со зрителей. Ты в некотором роде знаменитость. На многих заправках можно увидеть твои имя и портрет. Ты ассоциируешься у них если уж не с поэзией, то со скоростью. Ну да ладно, меня мало что там удерживало. Долгие годы я пытался выбраться оттуда при помощи вина. Раз уж удалось сбежать – зачем возвращаться? И дожидаться конца, который рано или поздно наступит? Когда придется сдаться на милость весьма дорогостоящих докторов, сиделок и гробовщиков.

– Твои слова разумны; так назови же место и время, которые тебе по нраву.

Я ненадолго задумался, перебирая в голове известные мне факты из истории и географии, а потом наконец решился:

– Ну что ж, вполне подойдет какой-нибудь островок в южных морях – еще до капитана Кука и всяческих миссионеров.

Пегас ускорился. Мелькали, сменяя друг друга, день и ночь; солнце, луна и звезды превратились в размытые росчерки в небесах, а земли внизу слились в сплошной мазок – не отличишь море от суши, плодородные поля от пустыни. Преодолевая тысячелетие за тысячелетием, мы,