Автору этот случай с директором, который умеет смотреть вперёд и считать деньги, напомнил другую историю. Он тогда работал в очень секретном НИИ, откуда в конце восьмидесятых рискнули послать под строгим надзором группу отдохнуть в Болгарию. Пусть не совсем заграница, но всё-таки. И вот самая смышлёная часть группы быстро обнаружила, что стоившие одинаково на родине болгарские «Плиска» и «Слынчев бряг», здесь отличаются по цене более, чем в два раза. А дело в том, что «Плиска» пятилетней выдержки, а «Слынчев бряг» — двухлетней. И тогда они налегли изо всех сил на более дешёвый вариант, вдохновляемые тем, что экономия с каждым днём увеличивается в размере. Знающие нравы той эпохи понимают, что это была самая сознательная и политически грамотная часть группы. Они работали на Опытном заводе в составе этого гигантского научного комплекса. В отличие от менее сознательной части группы, которая покупала книги и альбомы, которые в Ленинграде в те времена было практически не купить, политически более благонадёжная часть все сравнительно небольшие деньги, которые были обменяны при отъезде, потратили на достижение максимальной экономии, к тому же таким приятным способом. По прилёте в аэропорту некоторые представители «передового класса» резко выделялись своей бледностью, если не сказать синюшностью, на фоне остальной загорелой части группы, озадачив результатами своего отдыха встречавших их родственников. Трегулова тоже какое-то количество рублей сэкономит, но вот сколько потеряем мы — не подсчитать.

И вот в 2020 году Гельман снова возникает в России (куда, строго говоря, въезд ему в целях безопасности страны должен быть запрещён), и не где-нибудь, а в Третьяковке, да ещё с дарами «современного искусства» музею. Какой удар по репутации музея этим нанесён, Трегулова не понимает, не тот уровень. Она в это время выставляет своё самое удачное приобретение, «Ветку» некоего Монастырского. Это «концептуальное» произведение демонстрируется на фоне «Явления Христа народу» А. Иванова, с которым, по мысли Трегуловой, у неё есть сложные, скрытые от глаз мало чего понимающего в искусстве обывателя, связи. Далее Трегулова, ободрённая тем, что выставка «Ветки» прошла без особых эксцессов, совсем обнаглела и устроила по этому же образцу выставку «арт-объектов» уже 25 зарубежных шарлатанов (это в Третьяковке!) на фоне шедевров русской живописи. И тут случилось нечто из ряда вон выходящее: министерство культуры, среди прочего финансирующее похабно-авангардные спектакли некоторых московских театров, выставку закрыло. Невольно вспоминается одна из историй с Ф. Раневской. Она часто меняла театры и объясняла это тем, что «искала святое искусство». И хотя театры того времени были почище и повыше многих нынешних, «святое искусство» она нашла не в театре, а… «в Третьяковской галерее» (!) Ну да, тогда там ещё не подвизались Трегулова с Гельманом.

Автору довелось увидеть фильм, задачей которого является подготовка общественного и официального мнения к уже начавшемуся ползучему превращению Эрмитажа в музей «современного искусства». Как утверждает Пиотровский, основательница Эрмитажа Екатерина Великая тоже собирала современное искусство. На самом деле она собирала произведения искусства, созданные её современниками, такими, как Антонио Канова. Она жила в то время, когда ещё было живо подлинное искусство, о чём свидетельствуют такие шедевры Царского Села, как Камеронова галерея, Агатовые комнаты, Лионский зал, Янтарный кабинет. А такие отходы деятельности нашего времени, как артефакты, на фоне которых вещал Пиотровский, поражают убожеством мысли и отсутствием профессионализма. Эта «скульптура» в совершенно другом духе: какие то бесформенные куски то ли шлака, то ли окалины.

Теоретическим стержнем, на котором держится весь материал кинофильма, является утверждение Пиотровского о том, что «большой принципиальной разницы между современным и классическим искусством нет». Есть! И она колоссальна. Эта разница в Высоте. Но не всем дано это понимать. Голос за кадром с горечью говорит, что большинство зрителей проходит мимо «Красного вагона» работы Кабакова даже не поворачивая головы. И понятно, почему. Они воспринимают это дощатое сооружение величиной с небольшой вагон как времянку, обычную спутницу строительных работ. Выглядит она поаккуратнее, ну так ведь Эрмитаж. И хотя к её стенке прибита аннотация, объясняющая, что это произведение искусства «отражает» и даже «воплощает», неискушённые в артефактах зрители эту аннотацию отнюдь не стремятся прочесть. Такова сила «современного искусства», оставляющего зрителей, в лучшем случае, равнодушными, в худшем, вызывающая у них чувство брезгливости.

Видимо, дерево, это любимый материал Кабакова, большинство же из того, что выставлено в самом современном отделе Эрмитажа, представляет собой комки, мотки тросов, конструкции из кусков металла. Все эти композиции из утиля правильнее было бы называть не артефактами, а вторфактами, превратившими внутренние дворики бывшего Главного штаба в пункт сбора вторсырья. Конечно, цены, по которым принимают вторсырьё, безумные. Так ведь это Эрмитаж!

По сути Монастырский, Кабаков, Фабр, Людвиг ничем не отличаются от вышеупомянутого Маслова, только тот «дурит» одиноких мамочек, а эти директоров ведущих музеев России, хотя здесь не обходится без меркантильных соображений. Как же шаток ум человека, и в целом его психика! Насколько же ему не хватает опоры на здравый смысл, вкуса и принципов, если она уязвима даже для самого примитивного мошенничества. И тут уже возникает вопрос, к министерству культуры. Ведь в мире существует давно устоявшаяся, общепринятая практика: артефакты «современного искусства» демонстрируются в музеях современного искусства, но ни в Лувре, Прадо.

Что же случилось с директорами наших музеев? Сегодня торговля артефактами — это целая индустрия, где в начале производственной цепочки стоит шулер, выдающий себя за художника, далее критики, маршаны, директора музеев а уже потом коллекционеры. Музеи очень важное звено для этого процесса. Какая-нибудь швабра так и остаётся шваброй до тех пор, пока её не выставят в музее с мировым именем. Тем более на фоне картин Иванова, Куинджи, Айвазовского. После этого швабра приобретает статус произведения искусства, и цены на швабры, помойные вёдра, мотки проволоки, «изваянные» руками проходимца сильно поднимаются в цене. Методика давно отлажена, а сыгранность этих ансамблей, впаривающих коллекционерам произведения «современного искусства» просто поразительна! Это та же история, как со «звёздами» на телевидении, которые платят большие деньги, чтобы мелькать на экранах, что существенно повышает их заработки на корпоративах.

Впечатляет то, как в области, оставшейся после искусства, сумели объединиться разрушители всех стран (Гельман приехал, и сразу масштабный «международный проект» с Трегуловой!), воплотив в жизнь устаревший лозунг, обращённый к трудящимся. У пролетариев соединиться не получилось, зато какой Интернационал сложился у разрушителей! И к катастрофе каких масштабов уже привёл этот интернациональный дикоданс (термин И. Глазунова).

Вот оценка сложившейся ситуации, данная Ю. Поляковым, автором маленького шедевра на комсомольскую тему: «Если политика Кремля направлена на укрепление страны, то значительная