По сути речь идёт о различных сторонах деятельности, которые достаточно хорошо описаны, определены, в ряде случаев исследованы, и считать их ещё чем то иным, например культурами, нет никакой необходимости.

Но не тут то было. Эти культуры стали плодиться как кролики, и в конце концов мы докатились до того, что нас наградили «культурой ненависти». Некто И. Яблочков написал книгу «Русская культура заговоров», а так как русские не самые большие мастера по этой части, существует ещё немало других, существенно более серьёзных культур заговоров: английская, американская, одним из изобретений которой являются «цветные революции», и т. д. А у человека, которого сызмальства приучали к тому, что культура — это то, что культурно, голова идёт кругом от обилия этих «культур». До чего же человечество докатилось, что у него такие культуры!

Одного культуролога, рассказывавшего в своём докладе о рое этих неприятных культур автор возьми и спроси, а как он воспитывает своих детей? Ну, конечно, ответил он, не этим субкультурам я их учу, а другому, хорошему. Так почему же ты другим под видом культуры впариваешь всякую дрянь? Да потому что приходится ему крутиться: и детей надо людьми воспитать, и не оказаться в уклонистах, а то выпадешь из культурологической обоймы и лишишься заработка.

Членам секты повальной культурности следовало бы обозначить предмет своего поклонения, но для этого сначала необходимо уяснить, что же из себя представляет это возникшее новое, являющееся одновременно и обычаями дикарей, и, по старой памяти, ещё чем то большим. Их воображению она представлялась каким-то образованием, находящимся отчасти внутри, отчасти снаружи человека, и играющим непонятно какую, но, безусловно, важную роль в жизни человека. Различные исследователи это образование представляли состоящим из верований, законов, знаний (Тайлор), опыта (Осокин), духовного опыта (Акопян), средств и способов деятельности (Маркарян), ценностей и навыков (Бранский), запретов (Лосев), как информацию (Кармин), отношение (Вейнберг), механизм фиксации и передачи индивидуально найденного (Малиновский), семиотический механизм (Лотман). Несмотря на полную неясность с природой этого образования, культурологи уверены, что оно точно хорошее, даже несмотря на то, что включает всё плохое. Но как быть с этой помехой апофеозу культурности? А очень просто: надо поменьше о ней говорить, а лучше вообще не обращать на неё внимания, и тогда её как бы не будет. По представлениям большинства культурологов это образование достаточно автономно, и даже существовало до нас как вида. По словам Маркузе «культура создала человечество». В этом же духе Лихачёв полагал её фундаментом (хотя она в значительно большей степени конечный результат, чем начало или основание). Ближе к деятельностному понимание Шпенглера, который представлял культуру «организмом», Уайт по-американски «механизмом».

Но если уж подыскивать совсем простой образ, то культуру более уместно сравнивать с крыльями самолёта, благодаря которым самолёт поднимается вверх и удерживается на высоте. То, что такая масса металла с грузом легко взмывает в воздух, представляет собой одно из самых удивительных и непонятных явлений, как бы нам его не объясняли законами физики. Так же и культура поднимает человека вверх, только вот законы, в соответствии с которыми она это делает, нам понятны ещё меньше физических. В любом случае культура ничего не подпирает, не лежит в основании, а устремляет в высоту. При этом она не является сущим, неким объектом (часто встречающаяся категориальная ошибка), а процессом деятельности со всеми его составляющими вплоть до результатов. Лотман, который так и не смог определиться, что же за «образование» такое представляет культура — она у него то мир, то механизм (семиотический), то разум (коллективный) — как то возьми и скажи: «Если тебе больно от чужой боли, ты культурен». Речь идёт о деятеле четвёртого уровня, это уже «горячо». Ведь уровень культуры следующий — пятый.

В результате размножения культур появилось бесчисленное количество локальных, отраслевых, относящихся к различным областям деятельности типов и видов культур и вместе с этим отчётливое представление — что то тут не так, и постепенно приходящее (не ко всем, конечно) понимание, что мы имеем дело с фикциями. Таковой является и примитивная модель, на которой построено всё здание культурологии. Суть её состоит в том, что большая культура, включающая в себя всё, делится на множество лоскутов национальных, отраслевых и прочих культур и субкультур. В частности, эта модель послужила основой для теории мультикультурализма, которая уже успела бесславно скончаться. Лоскутное одеяло культуры на поверку оказалось непрочным. Хейзинга как то заметил: «Ни о чём другом не было сказано столько глупостей, сколько о культуре». И все эти глупости были сочинены в ходе поиска сути культуры, и доказательства исключительной роли последней. Удивительно то, что кроме Хейзинги так и не нашлось человека, который бы сказал что-то отрезвляющее. Как это сделал наивный герой из сказки Андерсена, который видел всё так, как оно есть, и даже то, что король неправильно одет.

Невразумительность этой фикции превратила её в своего рода неприступную крепость. По большому счёту все идущие на штурм несуществующей крепости разделены на три колонны. Для сторонников аксиологического подхода культура является ценностью, высоким ориентиром для человеческой цивилизации, большая часть сторонников второго, деятельностного подхода, объявляют культурой всю деятельность человека, в которой всё уравнивается и становится дозволенным вследствие своей принадлежности к культуре. Они против того, что из культуры исключены такие явления, как преступность, социальное неравенство, столь милый русскому человеку алкоголизм, прибавившаяся к нему наркомания и пр. Всё это лишает нас целого букета таких замечательных культур, как культура бандитизма, рэкета, мошенничества, насилия. Почему эти культуры так милы сердцу некоторых культурологов, интересный вопрос. Возможно, чем больше культур, тем увереннее смотрит культуролог в своё профессиональное будущее.

Третьей является заметная группа приверженцев символического представления о культуре. В соответствии с ним культура — это мир символов (Кассирер, Лотман). Близко к этому понимание культуры, как «семиотического аспекта процесса и результатов человеческой деятельности», (Сагатовский).

После того, как в моду вошёл термин информация, культура из системы символов превратилась в «информацию, которая накапливается с помощью знаковых средств» (Кармин). Интересно, кому и какую информацию намеревался передать Пушкин, написав «Я помню чудное мгновенье…», или хулиган, написавший на заборе матерное ругательство? С точки зрения А. Кармина и то, и другое есть культура, 80 % содержания интернета, представляющие собой информационный спам, порнографию, фейки — тоже культура.

Так как символический компонент деятельности растёт с уровнем, то культура, конечно, не «мир символов», но деятельность, в которой символы занимают значимое место. При этом семиотический (то есть знаковый, использование знаков для передачи информации) аспект есть не только у культуры, но и у многих других видов и форм