любит тебя до безумия, и ни за что не сделала бы с тобой что-то необратимое. К тому же, наросты ужасно уродливые, и ей стало бы неприятно слишком долго на них смотреть.

Ди Фэйшэн бесстрастно пил, не принимая его всерьёз.

Им не о чем было говорить друг с другом.

Четырнадцать лет назад они и представить не могли, что однажды будут сидеть рядом и пить вино.

Четырнадцать лет назад один и представить не мог, что однажды отречётся от меча.

Четырнадцать лет назад другой и представить не мог, что однажды всё его тело будут покрывать наросты.

За окном плыли облака и туманы, поднимались и опускались могучие вершины гор, покрытых сочной зеленью, но пустынных и унылых. Сидя друг напротив друга, они пили вино, постепенно стемнело, луна прокатилась над тысячью гор, озарила снежный покров в окне.

— Теперь…

— Тогда…

Оба вдруг заговорили одновременно и тут же замолчали. Выражение лица Ди Фэйшэна как будто самую малость смягчилось, он даже улыбнулся.

— Что теперь?

— Теперь, после сегодняшнего, что собираешься делать? — спросил Ли Ляньхуа.

Ди Фэйшэн снова выпил и улыбнулся.

— Убить тебя.

Горько усмехнувшись, Ли Ляньхуа невольно тоже сделал глоток.

— А что тогда?

— Тогда… — Ди Фэйшэн помолчал. — Луна светила не так ярко, как сегодня.

Ли Ляньхуа рассмеялся, поднял чашу, чествуя луну.

— Тогда… нет, тогда луна светила столь же ярко… Кроме как убить меня, ты совсем не думал о том, что будешь делать дальше? — неожиданно серьёзно спросил он. — Не собираешься основать секту «Иньюань», «Теюань» или какое-нибудь учение «Золотой уточки-мандаринки», банду «Золотой ворон»*?.. Или завязать с преступной жизнью, открыть зелёный терем или красный дворик, жениться, наконец?

Ли Ляньхуа играет с названием «Цзиньюань» (Золотой феникс с желтым оперением): «Иньюань» — Серебряный феникс, «Теюань» — Железный феникс. «Уточка-мандаринка» — 鸯 (ян), часть слова 鸳鸯 (юаньян) «мандаринки, любящие супруги», где первая часть 鸳 (юань) — тот же иероглиф, что в названии «Цзиньюань». «Золотой ворон» — тот самый, что «несет солнце».

— Зачем мне жена? — вопросом на вопрос ответил Ди Фэйшэн.

— Но каждый мужчина хочет жениться, — опешил Ли Ляньхуа.

Похоже, Ди Фэйшэна это позабавило.

— А ты? — взглянул он на собеседника.

— Моя невеста вышла за другого… — беззаботно отозвался Ли Ляньхуа, поднял голову и вдруг улыбнулся. — Двенадцать лет назад я пообещал им всем… что в день, когда Ваньмянь выйдет замуж, угощу всех свадебными сладостями. Я рад, что она вышла за Цзыцзиня… теперь ей больше не придётся страдать.

Он говорил сбивчиво и бессвязно, Ди Фэйшэн не вполне понял, допил вино и бесстрастно припечатал:

— Она всего лишь женщина.

Ли Ляньхуа поперхнулся.

— Амитабха, благодетель, с такими мыслями, боюсь, ты никогда в жизни не найдёшь себе жену. — Он с серьёзным видом сказал: — Женщины подобны нежным сливам, тонким изящным ивам, белому снегу и драгоценной яшме, плывущим облакам и прозрачным источникам, жемчугам и так далее. Они могут быть капризными и ласковыми по характеру, сильными и очаровательными обликом, обладать мудростью и добродетелью, выделяться образованностью и талантами — они сверкают всеми красками, и каждая не похожа на другую. Вот взять твою главу Цзяо, такие небожительницы рождаются раз в несколько сотен лет, разве можно равнять её с прочими женщинами? Из-за неё у тебя по всему телу наросты — по одному лишь этому понятно, что она поистине единственная из десяти тысяч, дивный цветок, выделяющийся среди других…

— Как только покончу с тобой, убью её, — снова усмехнулся Ди Фэйшэн.

— Да почему ты только и думаешь, как убить меня? — вздохнул Ли Ляньхуа. — Ли Сянъи умер уже много лет назад, бросившись в море, а я, с моими боевыми навыками как у трёхлапой кошки, в глазах Ди Фэйшэна и упоминания не стою, к чему так упорствовать?

— Ли Сянъи мёртв, но «Первый меч Сянъи» остался, — бесстрастно ответил Ди Фэйшэн.

— А, — начал было Ли Ляньхуа.

— Легко захватить Поднебесную, сложно сломать «Первый меч Сянъи», — всё тем же ровным голосом добавил Ди Фэйшэн.

— Если бы Ли Сянъи мог вернуться со дна морского, — вздохнул Ли Ляньхуа, — непременно поблагодарил бы тебя за подобную похвалу.

Ди Фэйшэн фыркнул и умолк.

Ли Ляньхуа разложил на столе Цзяо Лицяо кучу бумаг, бегло пролистал — среди них было множество писем. Некоторые он читал то горизонтально, то вертикально, наклоняя то влево, то вправо, и долго производил какие-то странные движения.

— Что ты делаешь? — безразлично спросил Ди Фэйшэн через некоторое время.

— Пытаюсь прочитать, что тут написано, — пробормотал Ли Ляньхуа.

— Ты не видишь? — Ди Фэйшэн посмотрел на его глаза. — Что у тебя со зрением?

— У меня перед глазами пятно… Вот такая большая тень… — Казалось, он говорил об этом ничуть не расстроившись, протянул руку и нарисовал в воздухе перед Ди Фэйшэном круг размером с голову человека и, продолжая поправлять форму этого круга, пробормотал: — Иногда я нечётко вижу твоё лицо, пятно как будто плавает… Иногда оно есть, иногда нет, так что не волнуйся, что ты передо мной… не одетый…

Прервав его на полуслове Ди Фэйшэн вдруг заговорил.

— В третий месяц года Белого Петуха, высоко поднялись травы, летают иволги, груша расцвела словно явился старый друг, итог уговора о лазурном чае туманен.

Ли Ляньхуа ахнул, но Ди Фэйшэн уже перевернул лист другой стороной.

— В письме лишь одна строка, и подписано оно только «Юнь», — равнодушно произнёс он.

Ли Ляньхуа заморгал.

— Бумага самая обычная, сюаньчэнская, на конверте печать с летящей птицей?

— Да, это почерк Юнь Бицю, печать Бай Цзянчуня, — Ди Фэйшэн говорил ровным голосом, не выражающим ни злорадства, ни сочувствия.

— Следующее, — вздохнул Ли Ляньхуа.

— Четвёртый месяц года Белого Петуха, убил Цзо Саньцяо. Всё, что упоминает барышня, считаю приказом. — Это было письмо, датированное четвёртым месяцем, а когда Ди Фэйшэн развернул датированное пятым, в его глазах блеснуло удивление. — Это карта ста восьмидесяти восьми тюрем «Сотни рек».

Карта оказалась не простая, а подробная, с чёткими примечаниями. Когда орден «Сыгу» разгромил «Цзиньюань», а Ди Фэйшэн упал в море и бесследно исчез, всех остальных членов секты либо захватили живыми, либо убили, и пленённых набралась целая толпа. Чтобы избежать обвинений в массовой резне, Цзи Ханьфо запер в подземные тюрьмы тех, кто совершил не так много убийств и чьи преступления были не слишком тяжёлыми, рассчитывая в будущем выпустить их на свободу, если они чистосердечно раскаются в содеянном. Таким образом, множество могущественных демонов остались в живых, и в ожесточённых боях, где мастер сражался против мастера, потери обеих сторон были невелики. Многие из прежних подчинённых Ди Фэйшэна ныне томились в ста восьмидесяти