никто не мог одолеть тебя и причинить вред тебе и твоим любимым людям. Впрочем, вряд ли у Орочимару были близкие. Он все делал для себя.

— Рано или поздно ты в своих поисках силы дойдешь до потолка, дальше которого тебе не позволят шагнуть. Коноха не жалует киндзюцу. Их разработки зачастую требуют живого материала, а деревня этого не одобряет.

Киндзюцу. Лабиринт — это запретная техника? Живой материал. Шино-сенсей…

— Не слушай его, Сарада-чан! — в отчаянии воскликнул Наруто.

Его голос вернул Сараду с небес на землю. Она крепко сжала пальцы в кулак, и правую руку прострелило болью.

Да, Орочимару был прав. Его слова повторяли ход ее мыслей. Встреть она его чуть раньше, во время работы в команде Гая, и осталась бы, не особо раздумывая. Однако что-то изменилось с тех пор. Коллектив. В Седьмой Команде она чувствовала себя совсем не так. Была не винтиком, а человеком. Любимым и нужным. В команде мамы и Нанадайме, заменяя сбежавшего отца, она была на своем месте, и все, что казалось бессмысленным ранее, рядом с мамой и Наруто внезапно обретало смысл.

— Ты приказал убить мою… подругу, — хрипло выдавила Сарада.

От переживаний у нее пересохло в горле и собственный голос казался чужим.

Орочимару ухмыльнулся.

— Она бездарна. Быстро убить ее сейчас — сделать ей одолжение. Коноха снисходительна к слабым. Тем хуже для них. В мире шиноби выживают лишь сильные. Быть может, позже она погибнет при совершенно других обстоятельствах. Весьма мучительных.

— Ты ошибаешься, — процедила Сарада, крепче сдавливая пальцы в кулаках и уже не обращая внимания на боль в правой руке. — Она станет величайшим медиком. Лучше, чем Цунаде-сама. Ей просто нужно время!

— А это мокрое нечто за твоей спиной станет Седьмым Хокаге деревни Скрытого Листа? — Орочимару улыбнулся еще шире и склонил голову.

Уже всем разболтал про этого Нанадайме Хокаге! Ладно Цунаде, но, черт возьми, когда об этом успел разведать Орочимару?

Сарада обернулась. Мама все так же сидела на полу, глядя на нее огромными глазами с надеждой и страхом одновременно, а Наруто вылез из своего укрытия и, перенеся вес тела на здоровую ногу, застыл позади. Мокрый, расхристанный в своей мятой курточке. С оранжевым лягушонком на плече.

Сарада повернулась обратно к саннину и твердо сказала:

— Да.

В змеином взгляде прорезалось что-то незнакомое. Если это и была жадность, то настолько зашкаливающая, что для нее стоило придумать отдельное слово.

— Шаринган истинных наследников видит дальше, чем дозволено смертным? Не так ли?

— Да… — машинально выдохнула Сарада, сама не зная зачем.

По залу прокатилось эхо негромких шагов.

— Что здесь происходит?

Сарада вздрогнула.

Выражение лица Орочимару, коварное и жадное, вдруг скисло.

— Ты уже проснулся, Саске-кун?

Его появление явно не входило в планы Орочимару.

Саске, игнорируя саннина, вышел на свет. Он был одет как-то иначе: в светлую рубашку на молнии с короткими рукавами, застегнутую почти под самое горло, темно-синие неброские штаны и высокие сандалии, прикрывающие голень. На запястьях красовались симметричные черные напульсники.

— Орочимару, какого черта здесь творится? Сарада, ты что здесь делаешь?

Сарада склонила голову, взглянула на отца исподлобья и спросила все так же хрипло:

— Ты ничего мне не хочешь вернуть?

— Нет, — отрезал Саске.

Как-то слишком поспешно.

Сволочь. Сразу понял, что я имею в виду.

— Ты — бессовестный.

— Все равно нет.

— Ты не сможешь их освоить!

— Смогу.

Орочимару неуверенно переводил взгляд с него на Сараду. Он чувствовал себя лишним. Наруто и Сакура наверняка тоже.

Сможешь? Считаешь, Орочимару тебе поможет? Ладно, может, ты и прав.

Сарада сердито надулась.

— Гендзюцу не сможешь.

— Смогу, — уперся Саске.

— Тебе не хватит фантазии. Признай, у меня получается лучше.

— Пусть лучше. Это ничего не меняет.

— Верни хотя бы гендзюцу. Мне нужнее, шаннаро!

Саске явно сомневался.

— Что происходит? — тревожно спросила Сакура. — О чем вы? Саске-кун...

Саске подумал и полез за спину к подсумку.

— Ладно, держи.

Он швырнул ей свиток, и Сарада поймала его одной рукой на лету. Всегда держал их при себе? Предусмотрительно. Проверять, тот ли свиток он отдал, при Орочимару было неосторожно. Не хотелось раскрывать универсальный секрет шифрования клановых свитков. Саске понимал это и вполне мог кинуть любой другой. Даже пустой. Чтобы подмена обнаружилась после.

— Это тот самый. Не сомневайся.

Сарада спрятала свиток к себе в сумку. От нее не укрылось, с каким интересом проследил за этим движением Орочимару.

— Допустим, я тебе поверю. Спасибо.

Нанадайме за спиной как-то уж слишком тяжело дышал.

— Так это правда?

Послышались шаркающие шаги. Наруто подошел ближе и встал рядом.

— Ты ушел сам. Сам захотел. Так?

— Да.

Черт, папа, зачем ты рассказываешь? Тебе ведь не позволят спокойно вернуться, если об этом узнают в деревне!

— Саске, это правда, даттэбайо? Ты по своей воле ушел к этому негодяю, который убил дедулю Третьего?

— Сказал же: да!

Саске начал терять терпение. Наруто — самообладание. Он стал задыхаться, то ли от ярости, то ли от отчаяния.

— Тэмме… Я не могу в это поверить. Все бросить и уйти по своей воле к этой сволочи! Зачем, даттэбайо?!

В его глазах стояли слезы.

— Я вообще-то все еще здесь, Наруто-кун, — с угрозой прошипел Орочимару, сверкнув золотыми глазами.

Его проигнорировали.

— Мне нужна сила.

— Это бред! — воскликнул Наруто и отмахнулся от его ответа рукой, словно это могло изменить мнение Саске. — Я не могу в это поверить! Саске, которого я знаю, не стал бы…

— «Саске, которого ты знаешь»? С чего ты вообще взял, что знаешь меня?

Наруто задохнулся и онемел от такого заявления.

— Усуратонкачи… — Саске куда лучше держал себя в руках, но с каждым словом тоже распалялся. — Если ты крутился с самого детства рядом с Сарадой, рядом со мной, это ничего не значит. Ты ничего не знаешь! Ты не можешь понять боли клана Учиха.

Зато я могу. И я знаю тебя, папа. Тебе не все равно. Если бы тебе было все равно — ты бы просто ушел. Но ты все еще здесь и споришь с Нанадайме.

— Бросить нашу команду, Сакуру-чан, Сараду-чан… — сокрушался Наруто.

— Они мне никто.

А вот это уже было больно.

Больно вдвойне.

Отец отвергал ее как сестру, пускай. В конце