и больше конфедератов стали интересоваться, не настала ли для них пора сделать выбор. «Рабство не должно стать препятствием к нашей независимости, — затянула новую песню Jackson Mississippian. — Хотя рабство и было одним из тех принципов, ради которых мы начали нашу борьбу… если оно стало непреодолимой помехой нашей свободе и государственности, тогда надо отменить его!»[1474]

Впрочем, когда Клеберн вынашивал свои планы, такие мысли все еще считались опасными. Генералитет Теннессийской армии в массе своей возражал против предложения Клеберна, некоторые военачальники негодовали. «Чудовищное предложение, — писал командир одной из дивизий, — ниспровергающее все помыслы, гордость и честь Юга». Командующий одного из корпусов возненавидел такой план: «Он объявил войну моим общественным, моральным и политическим принципам». Ошеломленный и возмущенный командир бригады уверял: «Мы не побеждены, нас просто нельзя победить. Сложившаяся ситуация отнюдь не требует столь сильных средств… Это предложение противоречит принципам, за которые мы сражаемся»[1475].

Убежденный в том, что «обнародование таких высказываний» приведет к «упадку духа, разброду и шатанию» в армии, Джефферсон Дэвис приказал генералам прекратить обсуждение этого вопроса[1476]. Их согласие с президентом было настолько единодушным, что эти разговоры не вышли за пределы узкого круга офицеров-южан, пока правительство Соединенных Штатов через четверть века не опубликовало «Официальные отчеты» о войне. Единственным следствием выступления Клеберна было прекращение продвижения по служебной лестнице этого самого талантливого из дивизионных командиров Юга, погибшего десять месяцев спустя в битве под Франклином.

К тому времени незавидные перспективы Конфедерации вновь заставили зазвучать голоса, выступавшие за вооружение негров. В сентябре 1864 года губернатор Луизианы заявил, что «настало время призвать в армию всех способных держать оружие чернокожих мужчин». Месяц спустя на встрече губернаторов шести других штатов, было выдвинуто довольно туманное предложение мобилизовать негров «для общественных работ, которые могут потребоваться». Когда это стало известно, все губернаторы кроме двух (Виргинии и Луизианы) поспешили заверить, что не имели в виду вооружение рабов. 7 ноября Джефферсон Дэвис предложил Конгрессу купить 40 тысяч рабов, чтобы те исполняли функции кучеров, саперов и подсобных работников, обещав им свободу за «верную службу». Однако и это весьма осторожное предложение оказалось чрезмерно радикальным для прессы и большей части Конгресса. Richmond Whig объявила, что такая мера — предвестник аболиционизма. Идея освобождения рабов за безупречную службу основана на ложном доводе, «что свобода для раба предпочтительнее подневольного состояния, и поэтому может быть дарована ему как награда». «Это игнорирование мнения всех нас… которые считают рабство божественно вдохновленным установлением, введенным для блага самих рабов»[1477].

Конгресс не откликнулся на просьбу президента, но проблема никуда не делась. Хотя в своем послании от 7 ноября Дэвис выступал против вооружения рабов сейчас, он также многозначительно добавил: «Если в будущем не будет другой альтернативы, кроме как отправить рабов сражаться, не приходится сомневаться, каким будет наше решение». Не прошло и трех месяцев, как необходимость пойти на это возникла. Президенту и кабинету пришлось делать выбор. «Мы вынуждены, — говорил Дэвис в 1865 году, — выбирать, будут ли негры сражаться за нас или против нас»[1478]. И в первом случае, тут же отозвались некоторые газеты, это совсем не обязательно приведет к полному их освобождению. Возможно, тех, кто сражался, и следует освободить, но эта мера «коснется отдельных представителей расы, а не самого института». Если этот шаг позволит южанам разбить янки, это будет единственным способом спасши институт рабства. «Если освобождение части рабов приведет к сохранению прежнего статуса для остальных, то такое частичное освобождение — очевидная мера для укрепления рабовладения». Некоторые сторонники такого шага пошли еще дальше и заявили, что для принуждения рабов сражаться достаточно простой дисциплины, а не обещания свободы. Генерал Фрэнсис Шауп уверял: «Чтобы сделать из них хороших солдат, совсем необязательно давать им свободу или обещать ее в будущем… Это как если обещать отпустить на волю повара… чтобы обеспечить себе вкусные ужины»[1479].

Такие рассуждения побудили одного разочарованного происходящим редактора написать: «Мы так и не смогли избавиться от вредной привычки не верить в то, во что не хотим верить»[1480]. Большинство принимавших участие в дискуссии признавали, что если рабы превратятся в солдат, то им и, может быть, даже их семьям следует пообещать свободу, иначе они перебегут к врагу при первой же возможности. Если вооружить сто или двести тысяч рабов (чаще всего назывались именно такие цифры), то освободить пришлось бы по меньшей мере полмиллиона. Помня о миллионе уже освобожденных северянами, трудно рассчитывать на сохранение института рабства, возражали их оппоненты.

Эти оппоненты оставались в большинстве до февраля 1865 года, когда стучавшиеся в ворота Ричмонда федералы превратили их аргументы в чистое теоретизирование. Мы можем победить без помощи негров, говорили они, если в строй вернутся все уклонисты и дезертиры, а вся нация с новой силой посвятит себя общему делу. «Свободные люди Конфедеративных Штатов должны сражаться за свое спасение, или они превратятся в рабов своих рабов», — возвестила издаваемая старыми сецессионистами — двумя Робертами Барнуэллами Реттами, отцом и сыном — Charleston Mercury. «День, когда армия Виргинии допустит в свои ряды первый негритянский полк, станет днем ее падения, позора и деградации», — бушевал Роберт Тумбс. Его земляк из Джорджии Хауэлл Кобб соглашался с ним: «В тот момент, когда вы прибегнете к помощи негров, белые солдаты будут для вас потеряны… День, когда рабы превратятся в солдат, станет началом конца нашей независимости. Если рабы могут стать хорошими солдатами, то нужно выбросить в утиль всю идеологию рабства»[1481].

А разве не за эту идеологию сражались южане? Вооружить и освободить рабов «будет самым вопиющим случаем выставления себя дураками», заявляли отец и сын Репы. «Это и есть аболиционизм… та самая доктрина, ради ниспровержения которой мы начинали войну», — утверждала газета из Северной Каролины. Освобождение рабов «будет предательством самой сущности цивилизации Юга», вторила ей Richmond Examiner[1482]. Многие южане вообще предпочитали проиграть войну, чем победить в ней с помощью чернокожих.

«Сама победа будет бесславной, если радость от нее придется разделить с рабами», — отрезал конгрессмен от Миссисипи. «Бедняки… будут приравнены к черномазым, — негодовала Charleston Mercury. — Их жен и дочерей будут толкать на улице бывшие служанки, а развязные похотливые ниггеры станут пожирать их глазами». Сенатор от Техаса Луис Уигфолл «не хотел бы жить в стране», где тот, кто начищал ему сапоги и скреб его лошадь, «внезапно стал бы ему ровней». «Если нам уготована ужасная судьба, — подытожила Lynchburg Republican, — то мы предпочтем, чтобы орудием ее стал Линкольн, нежели мы сами, наносящие себе предательский и