крепко и вывела байк на берег острова. Она вела мотоцикл до тех пор, пока он не остановился, примерно в пяти футах от одного из больших старых деревьев.

– Понял? – сказала Кэррин.

– Ты была права, – признал я.

Она, обернувшись, посмотрела на меня, ее глаза мерцали:

– Ты сейчас такой страстный!

Я разразился икающим смехом, который грозил в любую секунду перейти в нечто маниакальное или депрессивное; давление и ужас этого абсолютно идиотского, вывихнутого дня наконец дошли до меня, но нет, этого не произошло. Поблизости не наблюдалось вражеских судов, и никто не швырял гранаты на острове с тех пор, как началась атака Дикой Охоты. Иные могли находиться в воде, но, похоже, Охота привлекла к себе все их внимание. На какие-то минуты мы оставались одни, и Кэррин тоже начала смеяться. Мы хохотали, не останавливаясь, несколько секунд. Каждый из нас пытался что-то сказать, вспоминая какое-то событие прошедшего дня, но тут же задыхался в полуистерическом хохоте.

– Гранаты, – проговорил я. – Как будто свидание должно иметь…

– …а это выражение лица Молли…

– …знаю, что он пес, но готов поклясться, что…

– Отлупцевать Санта-Клауса!

Мёрфи наконец удалось вздохнуть, но нас снова захлестнул шквал хохота, да такого, что почти не оставалось дыхания, пока наконец мы не успокоились, сидя в темноте, – я рядом с ее миниатюрной фигуркой, прислонившейся спиной к моей груди.

И тогда она медленно повернула голову и посмотрела на меня. Ее глаза были невероятно голубыми. И губы – очень, очень близкими.

И тут я кое-что заметил.

Вторая баржа – та, буксир которой Мёрфи подожгла своей гранатой, – двигалась. Я встал и слез с мотоцикла, глядя на это округлившимися глазами.

– Вот дерьмо, – произнес я.

Со своего места я видел, что Акулья Морда спокойно стоит на поверхности озера у кормы баржи и его рваный плащ обвивается, как змеиное семейство, вокруг него. Его руки были вытянуты в стороны в явном жесте какой-то команды. Вода позади баржи кипела Иными: большая их часть наполовину скрывалась в воде, и мне понадобилась лишь секунда, чтобы понять, что происходит.

Они играли роль судового двигателя, напирая своей суммарной массой и неземной силой на корму баржи. Горящий буксир так и оставался массивным столбом дыма и огня перед баржей, но сама баржа безусловно двигалась – и была уже близка к берегу.

Зловещий зеленый и алый свет вспыхивал в глубинах озера, беззвучно и непредсказуемо. Акулья Морда был умен. Когда Охота погрузилась в воду, он, должно быть, направил большую часть Иных на схватку с охотниками, а сам с оставшейся группой вернулся на поверхность, чтобы разрушить, к чертовой матери, мой потенциально любовный момент.

– О, звезды и камни, – выдохнул я. – Если они доволокут эту посудину к берегу…

– «Харлей» нас туда не довезет, – закончила Кэррин. – По такой местности, через кустарник…

– Пешком ты за мной не поспеешь, – заметил я.

Мёрфи скрипнула зубами, но кивнула.

– Давай, – сказала она. – Побегу так быстро, как сумею.

И тогда мне пришло в голову: если я стану ждать, пока все угомонится и настанет более подходящий и безопасный момент, чтобы сделать решительный шаг, то я никогда и никуда в своей жизни так и не дойду.

Я обхватил ладонью ее затылок, наклонился и поцеловал ее в губы. Крепко. Она не напряглась. Она не удивилась. Она прижалась ко мне, а ее губы были на вкус словно земляника.

Я отсчитал два удара сердца, три, четыре. Потом мы оба одновременно отодвинулись друг от друга. Ее глаза были слегка округлившимися, на щеках играл румянец.

– Я никуда не денусь, – сказал я ей.

А потом повернулся и побежал изо всех сил к полосе берега, на которую Акулья Морда нацеливал последнюю баржу.

Глава 45

Для меня бег по острову не являлся физическим усилием. Это было в основном усилие ментальное. Мое знание острова было глубинным, до мозга костей, тотальное, абсолютное знание, словно отдельное и цельное тело в моем сознании – вроде того, что средневековые ученые называли «интеллектус». Оно приходило ко мне на уровне рефлексов и инстинкта. Когда я бежал, то знал, где торчит каждая ветка, где лежит каждый камень, способный перевернуться под ногой. Мое передвижение было естественным, как дыхание, и каждый шаг казался быстрее предыдущего, как бег по поверхности подвижных клеток в детских пиццериях.

Мне не требовалось бежать через остров, достаточно просто подумать, а потом позволить телу без усилий следовать за сознанием.

Я выбежал из леса на берег выше того места, куда направлялась баржа, – примерно на расстоянии двадцать три ярда, один фут и шесть с половиной дюймов от нашего как-жизнь-дока. Одна из трех самых мощных пульсирующих лей-линий шла с острова почти точно в этом месте, и, если баржа выползет на берег и войдет в контакт с линией, у жителей Чикаго выдастся сумасшедшее утро.

Теперь, когда Охота и Иные вели свою битву в основном под поверхностью озера, было достаточно тихо, чтобы услышать приближающуюся баржу. На ее палубе кто-то уже начал песнопение. Я видел их сквозь обугленные останки буксира перед баржей, но голоса звучали в унисон в ровном напеве на языке, который звучал так, словно они пели на булькающем на сковородке масле.

– А почему не «Иа, Иа, Ктулху фхтагн»? – пробормотал я. – Ни у кого больше нет чувства стиля.

За фоном распевов-заклинаний я слышал булькающие, хлюпающие звуки воды по мере того, как Иные толкали баржу все ближе и ближе к берегу.

Я поставил приклад винтовки на бугорок рядом со ступней, опустился на землю и, прищурившись, посмотрел на судно. Оно окажется здесь скоро, не мгновенно, но я был совершенно уверен, что у меня есть лишь один шанс остановить его. Я начал накапливать силу – действие, которое я совершал так много раз за эти годы, что оно сделалось почти рефлекторным, – и снова направил взгляд на баржу.

Если ритуал уже шел своим ходом, существовал шанс, что они все еще пребывали в периоде выжидания, поддерживая основу заклинания своей ограниченной энергией и подкарауливая подходящий момент. Как только они окажутся достаточно близко, чтобы воспользоваться им, они оставят свой круг и начнут черпать энергию из лей-линии, переводя ее в мускулы и органы заклинания, заполняя остов, готовый эту энергию принять. Я должен сделать все, чтобы у них не возникло этого шанса.

Дыра в борту могла бы помочь делу, но к тому времени, когда баржа окажется на достижимом для меня расстоянии, будет уже слишком поздно ее топить. Один раз я уже угробил ее двигатель-тягач и был не слишком настроен на