Следующий шаг к пониманию нравственного чувства признать, что это отдельный способ осмысления действия, а не только уклонение от действия. Есть важное психологическое отличие между уклонением от действия из-за того, что оно считается аморальным («Убивать нельзя»), или же потому, что оно неприятно («Терпеть не могу цветную капусту»), немодно («Брюки-клеш, вчерашний день») или неблагоразумно («Не расчесывай комариные укусы»)[1804].

Во-первых, разница в том, что осуждение морализованного действия распространяется на всех. Если вы считаете, что цветная капуста невкусная, вас не задевает тот факт, что другие ее едят. Но если вы убеждены, что убийства, пытки и изнасилования аморальны, тогда вы не можете просто воздерживаться от таких поступков и равнодушно наблюдать, как их совершают другие. Вы обязаны осуждать любого, кто так поступает.

Во-вторых, морализованные убеждения заставляют действовать. Конечно, людям не всегда удается следовать афоризму Сократа «Знать, что есть правильно, значит правильно поступать», но они к этому стремятся. Моральное поведение само по себе считается целью, оправдывающей средства, и не нуждается в какой-либо дополнительной мотивации. Если люди уверены, что убийство аморально, им не нужно платить или благодарить их за то, что они никого не убили. Нарушив же моральное предписание, человек рационализирует неудачу, обращаясь к альтернативному правилу, отыскивая себе оправдание или признавая, что проявил достойную сожаления слабость. Кроме сказочных злодеев и разве что самого дьявола, никто не скажет: «Я убежден, что убийство — это чудовищное зверство, и убиваю людей по мере надобности»[1805].

И последнее: преступления против морали взывают к наказанию. Если некто верит, что убивать нельзя, он не только имеет право знать, что убийца понес наказание, но и обязан этого добиваться. Он не может, как говорится, позволить убийце уйти безнаказанным. Теперь просто замените убийство на идолопоклонничество, или гомосексуализм, или богохульство, или непристойность, или неподчинение — и вы поймете, почему человеческое нравственное чувство может быть основным орудием зла.

Еще одна конструктивная особенность нравственного чувства — то, что многие моральные убеждения работают как нормы и табу, а не как принципы, которые поддаются формулировке и обоснованию. В известной концепции шести стадий нравственного развития, разработанной психологом Лоуренсом Кольбергом (от свойственного детям желания избежать наказания до универсальных философских принципов), средние две стадии (дальше которых многие никогда не заходят) — это подчинение нормам с целью быть хорошим мальчиком или девочкой и соблюдение договоренностей для сохранения социальной стабильности. Размышляя над популяризированной Кольбергом моральной дилеммой и решая, должен ли Хайнц вломиться в аптеку и украсть дорогостоящее лекарство, которое спасет его умирающую жену, люди, чье нравственное развитие находится на одной из этих ступеней, не могут дать своим ответам лучшего обоснования, чем заявить, что Хайнц не должен красть лекарство, потому что красть плохо и незаконно — а он ведь не преступник, или же что Хайнц должен украсть лекарство, потому что именно так поступил бы хороший муж[1806]. Немногие способны сформулировать принципиальное обоснование, сказав, что жизнь человека — ценность высшего порядка, которая важнее социальных норм, законопослушности и стабильности в обществе.

Психолог Джонатан Хайдт описал невозможность обоснования некоторых моральных норм, исследуя феномен, который он назвал нравственным потрясением. Если какой-то поступок аморален, люди мгновенно это осознают, а затем стараются — часто безуспешно — объяснить почему[1807]. Когда Хайдт спрашивал, например, можно ли брату и сестре заняться защищенным сексом по обоюдному согласию, можно ли почистить унитаз старым американским флагом, съесть свою собаку, которую сбила машина, использовать куриную тушку для сексуального удовлетворения или, нарушив клятву, данную умирающей матери, не прийти на ее могилу, люди в каждом случае говорили «нет». Но когда их просили объяснить почему, они сначала беспомощно барахтались, а потом сдавались и говорили: «Я не могу объяснить почему, но я точно знаю, что это неправильно».

Моральные нормы, даже те, что невозможно обосновать, способны эффективно тормозить агрессивное поведение. Сегодня люди западной культуры не прибегают к некоторым видам насилия (не убивают брошенного ребенка из сострадания, не мстят за оскорбление и не объявляют войну другому развитому государству) не потому, что раздумывают над нравственными вопросами, сочувствуют жертвам или сдерживают деструктивные порывы, но потому, что вообще не считают насильственное действие вариантом выбора. Мы не обсуждаем и не избегаем таких поступков: они для нас немыслимы или нелепы.

~

Фундаментальные различия в видах поведения, морализуемого в разных культурах, в сочетании с нравственным потрясением, существующим в нашей собственной, могут создать впечатление, что нормы и табу случайны, что можно отыскать культуру, где аморально произносить предложение с четным количеством слов или отрицать, что вода в океане горячая, как кипяток. Однако антрополог Ричард Шведер и несколько его студентов и сотрудников обнаружили, что моральные нормы по всему миру группируются вокруг небольшого числа тем[1808]. Интуитивные представления, которые мы в современном западном мире считаем основой морали, — справедливость, честность, защита прав личности и предотвращение вреда — это только одна из нескольких проблемных сфер, в которых действуют когнитивные и эмоциональные инструменты морализации. Даже мимолетный взгляд на древние религии, например иудаизм, ислам и индуизм, напоминает нам, что они морализуют множество других вопросов, в числе которых верность, уважение, подчинение, аскетизм и свод правил, касающихся отправления телесных функций вроде питания, секса и менструации.

Шведер распределил все беспокоящие человечество вопросы морали по трем областям[1809]. Свойственная современному Западу этика независимости предполагает, что социальный мир состоит из отдельных личностей и назначение морали — позволить им осуществлять свой выбор и уберегать их от бед. Этика общности, напротив, видит социум как систему племен, кланов, семей, институтов, гильдий и прочих коалиций и уравнивает мораль с долгом, уважением, верностью и взаимозависимостью. Этика Божественности утверждает, что мир — воплощение божественной сущности, частички которой помещаются в телах, и что назначение морали — защитить дух от разложения и осквернения. Если тело — это всего лишь вместилище души, которая полностью принадлежит богу или же является его частью, тогда у людей нет права делать со своим телом все что заблагорассудится. Они должны избегать осквернения, воздерживаясь от нечистых видов секса, еды и других физических удовольствий. Этика Божественности лежит в основе морализации физического отвращения и возвышения аскетизма и непорочности.