получивших повсеместное распространение, именуется массовой культурой. Изобретательности культурологов достало и на то, чтобы тому, что совсем скверно, и никак не тянет на культуру, сделать приставку «суб-». Это «суб-» сыграло роль троянского коня, на котором всякую мерзость втащили в культуру. И теперь, пусть и суб-, но культура уголовного мира внедряет в наше сознание представление о знаке равенства между уголовным миром и нами: они такие же, как и мы, просто у них немного другая культура.

В Москве культурологи насчитали 178 субкультур. Самая безобидная из них, пожалуй, субкультура пикаперов (это те, кто укладывает девушек «на время»). У руферов и зацеперов своя специфика: их деятельность более опасна, там можно и шею сломать. Большинство же остальных субкультур представляют собой откровенную дрянь. И куда нам теперь деться от всяких готов, эмо, хиппи, панков, сатанистов, скинхедов, неоязычников? Культуролог объяснит вам, что всё это субкультуры, части более крупной и основательной «молодёжной культуры». Ну и что из того, что они борются с общественным контролем, цензурой, вообще с любыми проявлениями ограничения, регулирования, упорядочивания, стремясь к (новое понятие!) беспределу. Как сказал один умник: «Суверенны проявления личности, какими бы экстравагантными они ни были», (Ф. фон Хайек). Чувствуется, его дочка не появлялась дома наголо обритой, в шнурованных сапогах на трёхсантиметровой подошве и чёрном наряде, утыканном металлическими шипами. Да ещё и под кайфом.

Экспансия молодёжных «субкультур» буквально захлестнула современное общество. «Если ты хочешь изменить ценности в обществе, легче всего это сделать, сконцентрировавшись на молодёжи, чем навязывать всему обществу», (Вульф). Так разрушители и делают. Вместо того, чтобы молодёжь воспитывать, разумно ограничивая её, ей предоставляются безграничные возможности проявлять всё худшее, что существует в человеческой природе. Навязываемая массовой культурой, современным искусством, электронными СМИ психология потребления и вседозволенности привела к тому, что «молодёжная культура», её ориентиры и идеалы всё более обособляются от укоренённых цивилизационных норм, традиционных, классических образцов. Поп-культура родилась не сама по себе, она контролируется крупными корпорациями и сфабрикована их главными идейными центрами, фондами и организациями, связанными с Бильдербергским клубом, Советом по международным отношениям (СМО) и Тавистокским институтом. Трогательное в своей искренности, не лишённое наивности своеобразие молодых превращается в зловещее паясничание недоумков, которое, получив статус культуры, на все лады «исследуется» культурологами. Театр абсурда!

Проблемы, созданные культурологией, намного серьёзнее, чем может показаться поверхностному взгляду неспециалиста. У культурологов существует тайное убеждение в позитивности культуры, несмотря на её негативность. А, значит, всё будет хорошо. Ведь у нас есть культура, и бояться нам нечего. Но внесённая ими относительность представлений о ней очень удобна для разрушителей. Это позволяет им понизить её статус и устранить со своего пути, как помеху. Скверно то, что уравниловка, введённая идеей всеобщей культурности, упразднила оценку «культурно — не культурно». Но без неё невозможно нормально организовать процесс человеческой жизни. Поэтому её место безусловно займёт научно обоснованный фундаментальный критерий человеческой деятельности — К1. А принадлежность какого-либо явления к культуре будет определяться исходя из уровневых представлений.

Вот пример того, как последние позволяют объяснить хитросплетения человечьей жизни. Э. Тайлор не может объяснить, почему культура, которая в соответствии с издавна сложившимися представлениями, есть явление безусловно положительное, имеет столько «теневых сторон» [38]. Почему «малокультурные» папуасы Новой Каледонии смотрятся выигрышно в сравнении с такими представителями европейской культуры, как лондонские нищие и воры. Культурология «объясняет» подобные явления принадлежностью одних к субкультуре лондонских воров (об этих субкультурных тонкостях Тайлор ещё не подозревал!), а папуасов к субкультуре, которая, не будучи европейской, всё-таки лучше этой воровской, поэтому они и смотрятся лучше.

Понять этот метод объяснения всего можно на примере того же платоновского дворника: дворник хорошо метёт улицу, потому что у него высокая производственная культура, а по воскресеньям, напившись, бьёт жену, потому что у него низкая культура пития, да и бытовая тоже. С позиции уровневых представлений всё озадачившее Тайлора объясняется ясно и непротиворечиво. Теневые стороны, это работа разрушителей (–1 ÷ –6), они к культуре (5) не имеют никакого отношения. Лондонские воры, которых Тайлор включает в «великую европейскую культуру» никакого отношения к ней тоже не имеют. Их уровень деятельности (–2), а у нормального папуаса (1, 2), естественно, он смотрится лучше.

Вердикт, выносимый здравым смыслом всей этой псевдокультурной фантасмагории очевиден: культурологическая относительность, ведущая к вседозволенности, должна быть самым решительным образом изгнана из науки и общества. То уровневое неразличение, к которому так настойчиво склоняет нас культурология, грозит нам полным обескультуриванием. Так что же: «Культурология — убийца культуры»? Звучит обескураживающе, но это так

Теоретически подкованный журналист, освещающий проблему АУЕ, называет эту организацию, признанную законом экстремистской, субкультурой. Вопрос, почему причастность к культуре карается заключением сроком до пяти лет? Ответ очевиден: потому, что эта «культура» пропагандирует среди подростков криминальный образ жизни. Ну тогда возникает следующий вопрос: зачем культурология пропагандирует воровство и убийство как культуру? И не признать ли это псевдонаучное течение, именуемое культурологией, разрушительным (что очевидно так и есть), и не карать ли за участие в нём в уголовном порядке? Кому то эти меры покажутся чрезмерными, но это совсем не так. Как через АУЕ разрушение проникает в молодёжную среду, так через культурологию оно проникает в наши представления о мире, в котором мы живём. Оно разрушает основы нашего бытия, потому что в нашем мировоззрении понятие культуры наполнено исключительно позитивным смыслом. Для нас она, как для утопающего соломинка. И что же? эту нашу позитивную культуру культурология нагружает таким количеством «культур», от которых так и разит разложением, что это хоронит нашу последнюю надежду на спасение.

1. Для возвращения культуре её статуса и внесения порядка в состояние умов, запутавшихся в противоречивой терминологии, предлагается следующая её ревизия:

2. Сложившиеся формы деятельности вкупе с результатами, характерные для самых различных сообществ, организованных по географическому, этническому и прочим принципам — именовать впредь не культурой, а укладом. У первобытных племён и уголовников нет культуры, но есть уклад. Уклад представляет собой комплекс способов и форм деятельности. Уклад есть у всех живых систем.

3. «Культуры» родов деятельности: производственной, хозяйственной, научно- технической, политической, и всех других — называть формами деятельности или просто деятельностью.

4. Способность ловко и умело действовать руками, красиво двигаться, поступать с умом, объясняться с толком, вообще делать хорошо своё дело — ладностью.

5. От «культур» обозначающих элемент (уровень, этап, звено, результат) деятельности оставить наименование элемента. Не «материальная культура», а в зависимости от контекста: товар, продукт, арт-объект, в конце концов кувшин, горшок.

6. Термины типа «культура» производства, поведения, пития, бритья, означающие: «правильно делать так» — не применять и пользоваться литературным русским языком.