— Как же легко ты променяла одного мужчину на другого…

— Потому что всем сердцем полюбила этого другого!

Вот он сидел, безмятежно-расслабленный, словно зверь, удачно поохотившийся и насытившийся вдоволь. А спустя мгновение, стремительно поднявшись, оказывается со мною рядом. Пронизывает хищным, голодным взглядом, полным недоверия, прорывающейся наружу злости, ревности.

По крайней мере, хотелось верить, что вызываю в тальдене хотя бы это ядовитое чувство, а значит, по-прежнему ему небезразлична.

— Или потому что так поступить тебе велела морканта? После того, как я объявил эсселин Талврин своей ари, ведьма покинула праздник. Была у тебя, говорила с тобой. Убеждала, давила, снова запугивала, и ты поддалась. Не могла не поддаться. Потому что, как сама сказала, боялась. И теперь боишься снова. Меня. Вот и извиваешься ужом. Пытаешься наладить отношения, опасаясь наказания. Напуганная историями про жестокость магов.

Вот куда его понесло?!

— Но…

— Это были твои слова, Аня, — снова перебил меня Скальде, совершенно уверенный в своей правоте. — Но я дал тебе слово, — лёгкое, почти невесомое прикосновение пальцев к щеке. Поглаживание, от которого сердце не бьётся быстрее, готовое выпрыгнуть из груди, обрадованное долгожданной ласке. Наоборот, сжимается болезненно и плачет. — Пообещал, что с тобой ничего не случится. Потерпи немного, и снова окажешься дома. Наказание понесёт Фьярра. Она его заслужила. Не ты. Я не сделаю тебе больно, но прошу меня не отталкивать.

— Но ты делаешь… — всхлипнула, задохнулась от накатившего осознания: Скальде вроде и был рядом, меня касался, но, казалось, нас по-прежнему разделяют миры, а не расстояния. — Делаешь мне больно! И, кажется, даже не понимаешь, как жестоко меня сейчас наказываешь. Не Фьярру!

Оглушительную тишину, длившуюся несколько мучительных секунд, нарушил тихий вопрос:

— Тот цветок, который я сорвал для тебя… Кого ты загадала в нём увидеть?

Чёрт! Черт! Чёрт!

— Свой мир, — выдавила еле слышное.

— Кого, Аня?!

— Воронцова.

— Так и думал, — горькая усмешка.

Послужившая катализатором для ядерного взрыва у меня в сердце:

— В этом твоя проблема, Герхильд! Ты слишком много думаешь! Домысливаешь, анализируешь, придумываешь. Вместо того чтобы немного поднапрячься и перешагнуть через свою гордыню. Наконец понять, что на свадебный пир я явилась не по приказу морканты. А чтобы ты, дурак, не сошёл с ума. Я рискнула собой ради тебя! Потому что полюбила. Призналась в этом на глазах у всей Адальфивы! Стала твоей ари, а ты удерживаешь меня в этих стенах силой. Как в клетке! И обращаешься со мной не как с женой, а как с презренной рабыней!

Нежное прикосновение сменилось жёстким захватом, а слова ударили наотмашь уже несдерживаемой яростью:

— Держал и буду держать! Для твоего же блага! Или ты считаешь, раз Древняя умерла, можно больше ничего не опасаться? Думаешь, тот, кто желал твоей смерти, не попытается снова напасть? Пока не пойму, кто стоит за Леуэллой, пока не найду тварь, натравившую её на тебя, ты не покинешь пределов замка! А если не перестанешь устраивать представления и своими выходками меня позорить, не выйдешь за пределы комнаты!

Лицо горело под жёсткими пальцами, пылала кожа под тяжёлым, каменным взглядом.

— Это всё из-за силы? Её так боишься потерять? Или хоть чуть-чуть за меня переживаешь? Скажи!

Пусть! Пусть ответит, что опасается не за родовую магию, не за тело алианы — за меня. За Аню. Всего несколько слов, и я буду бороться дальше. Рано или поздно смогу до него достучаться. Сумею пробиться через ледяную стену, что воздвиг между нами.

Пусть только скажет, что мгоенпея не хочет потерять. И тогда буду знать, что все разговоры про ребёнка, улыбки и взгляды фрейлинам — осознанные или неосознанные попытки задеть побольнее, наказать за прошлое.

Пусть скажет, и я продолжу бороться.

Взгляд тальдена, так часто коловший льдом, потеплел. Но, может, мне это лишь почудилось, потому что слова его по-прежнему пронизывали холодом:

— Мне нужен наследник. Империи нужен новый дракон.

Вот так просто, коротко и… всё не о том.

— А мне муж такой не нужен, — вытолкнула из себя вместе с горечью, раздиравшей горло. Запить бы её чем-нибудь, хоть не уверена, что станет легче.

Дёрнулась, высвобождаясь из плена ладоней, сжимавших, обжигавших мне щёки.

— Поговорим об этом вечером. Сейчас действительно некогда, — голос Ледяного был настолько сух, что хотелось посоветовать смазать чем-нибудь горло. А заодно и шарики с роликами в голове проверить. Там явно всё уже давно проржавело и нуждалось в срочном ремонте. — Надеюсь, поступишь благоразумно и больше не будешь просить Хордиса об отсрочке. Иначе надолго он в Ледяном Логе не задержится, а ты и о прогулках забудешь.

Угрозы, ультиматумы, условия.

Нет, не могу больше.

— Лучше я забуду о тебе, Герхильд, — отпрянула от драконочудовища, отвернулась, не желая больше ни видеть его, ни слышать.

Да и в будущем вряд ли теперь захочется.

Толкнула яростно двери, представляя на их месте тальдена, и, не оглядываясь, помчалась по галерее. К счастью, в этот час ещё пустынной. Бежала, задыхаясь от слёз, от злости, от обиды, за последние дни истерзавшей мне всю душу.

Девицы в гирляндах украшений продолжали торчать в гостиной покойной императрицы. Да, именно так. Это апартаменты Её Лучезарности Эноры, а я здесь всего лишь временная гостья. Ну или свиноматка на привязи.

Фрейлины занимались тем, в чём им не было равных: поедали пирожные и чесали языками. Наверняка в моё отсутствие и меня с этим куском де… льда обсудили. Вместе с Эйвион обмусолили каждую улыбку и знак внимания, что оказал ей утром Его Гадство. А может, это не первая их интимная встреча и…

Нет! Даже не смей, Аня, об этом думать!

Не стоит он того! Не! Сто! Ит!

При виде меня прожигательницы жизни разом стихли. Смиренно опустили головы, нервно заёрзали на пуфиках и в креслах. Стопудово уже успели перемыть нелюбимой ари этого тираннозавра все косточки.

Тиранодракон — вот кто он!

Короткая борьба с самой собой была проиграна, даже толком не успев начаться. Я так и не сумела взять себя в руки, сдержаться и закричала во всю силу лёгких:

— Вон! Пошли прочь! Уходите!!!

Фрейлины не ушли, а вылетели. Жаль, что без моей помощи. Хотелось пнуть всех и каждую по отдельности. Особенно красотку Эйвион, которую сейчас с превеликим удовольствием не просто пнула бы, а к таграм собачьим заморозила. Чтобы потом разбить на тысячи осколков. По примеру Герхильда, точно так же поступившего с моими надеждами.

Я осталась стоять в опустевшей комнате, в которой всего минуту назад звучали смех и заговорщицкие перешёптывания. Кто-то оставил окно открытым, и вместо жара каминов я чувствовала пронизывающий холод. Вот только он, кажется, проникал не снаружи, а исходил изнутри.