Судзуки установил проектор и экран в дальнем конце вагона и развернул кресла. Он намерен выступить с докладом на тему «Картирование недоступных ландшафтов». Судзуки задернул шторы, пригасил лампы, и вот уже на экране под жужжание проектора возникают сепиевые[2] фотографии тех самых ландшафтов, через которые проезжает поезд, с подписанной от руки датой в нижнем углу.

В начале рассказа слушатели задавали вопросы и легкомысленно болтали между собой, как будто шторы, отгородившие их от вида за окном, подняли общее настроение, но теперь вагон погружен в тишину, все внимательно наблюдают за мелькающими фотографиями: год за годом, рейс за рейсом. Мария ловит себя на том, что крепко вцепилась в подлокотники кресла. Вот плакучая ива, со стелющимися по воде ветвями. Снимок сделан три года назад. А вот она же, только ветви искривлены в форме скелета. И еще раз, но теперь от ивы осталась лишь половина, а вторая как будто проглочена окружающим воздухом. И следующая, несколькими месяцами позже: ветви раскинуты в разные стороны, словно их запечатлели в момент взрыва.

Мария оглядывается на звук открывающейся двери и видит, как в вагон входят консультанты компании. Вопреки ее ожиданиям, они не придвигают кресла, а стоят возле двери со сжатыми в тонкую линию губами.

– Как видите, – продолжает картограф, бросая взгляд на Воронов, – проводя съемку определенных мест по ходу рейса, мы осуществляем визуальное картирование, что дает ценные сведения о скорости трансформаций.

В его голосе появляется некая размеренность, как будто он читает заранее написанный текст. Как будто говорит о разном для разных слушателей.

– Трансформации были непредсказуемы с самого начала. Рост и увядание, возрождение и мутации – весь этот цикл проходит быстрей, чем все, что мы наблюдаем в естественной среде. Надеюсь, что сделанные за последние три года снимки станут частью нашей экспозиции на Московской выставке и покажут, какой вклад вносит компания в научное понимание Запустенья.

Мария отваживается еще раз взглянуть на Воронов. Те смотрят на Судзуки с таким напряжением, что у нее мороз пробегает по коже. Но картограф по-прежнему совершенно спокоен. Им не нужно, чтобы эти фотографии кто-то увидел, догадывается Мария. Не только толпы людей, которые, без сомнения, посетят выставку, но даже собравшиеся в вагоне пассажиры. Консультанты хлопают в ладоши, хотя Судзуки еще не закончил, а пассажиры озадаченно оглядываются и подхватывают аплодисменты. Мистер Ли раздвигает шторы, а мистер Петров благодарит картографа за увлекательный рассказ. Судзуки кланяется, и Мария не может понять выражение его лица. Ей хотелось бы поговорить с картографом и выяснить, насколько обоснованны ее подозрения, но Вороны уже уводят его из вагона.

Большинство пассажиров сразу же разворачивают кресла для разговоров, чтения или карточной игры. «Вороны зря беспокоятся, – размышляет Мария. – Пассажиры не собираются смотреть на ландшафты, о которых говорил Судзуки, не хотят даже думать о трансформациях».

Только Софи Лафонтен бросает взгляд за окно, прежде чем возвращается к рисованию в альбоме для набросков, который держит на коленях. Но когда Мария пытается подсмотреть, что Софи рисует, та наклоняет альбом в другую сторону.

Переход из первого класса в третий ощущается по дешевым деревянным панелям на стенах и половицам под ногами, по висящему в воздухе запаху вареных овощей из кухни. Столы в столовом вагоне заполнены пассажирами, но никто не обращает внимания на Марию – они смотрят в окна и прикрикивают на суетящихся стюардов. Мария медлит у двери в спальный вагон. Она уже проходила здесь, направляясь в каюту капитана, но ее сопровождали другие пассажиры из первого класса и стюарды. Что подумают о ней теперь, когда она в одиночестве бродит по третьему классу?

Глупо придавать значение таким вещам в мире, где сам ландшафт как будто насмехается над человеческими порядками. И нет никаких правил, запрещающих пассажирам первого класса разгуливать там, где они пожелают. Мария расправляет плечи и толкает дверь. Но, оказавшись среди скопления людей, она внезапно ощущает неловкость за тонкую ткань своего траурного платья, за изящный покрой корсажа и понимает, что пассажиры сочтут неприличной ее показную скорбь в сочетании с интересом к последней моде. Люди поворачивают головы, когда она проходит мимо. Здесь неприличной кажется любая роскошь.

– Куда это ты так спешишь, дорогуша? – окликает ее голос с верхней полки. – Забирайся сюда, и я помогу забыть твои печали.

– Ты поможешь ей опечалиться снова, прохвост! – хохочет кто-то еще.

– Не обращайте внимания, – говорит ей пожилая женщина. – Хороших манер у них не больше, чем мозгов.

Мария опускает голову и спешит дальше с пылающими щеками. Она считала себя сильной после всего того, что выдержала в последние месяцы. После того, как разыскала спрятанную в грязном переулке мастерскую, где какой-то мужчина за плату передал ей документы, необходимые, чтобы стать другим человеком. Она ощущала себя самозванкой, героиней авантюрного романа. Ей казалось, что она провалилась в подземный мир, где люди занимаются тайными делами под чужими именами, а дети играют прямо на земле, не обращая внимания на темноту, грязь и бегающих вокруг крыс. Этот мир существовал всегда, просто Мария раньше его не замечала. И она поднялась в собственных глазах, узнав о нем, заглянув за границы своей привилегированной жизни. Но сейчас чувствует себя глупой и беззащитной. И ради чего эта пытка? Шторы почти на всех окнах задернуты. Никто не смотрит в окна, нигде не видно членов Общества.

Но она не готова вернуться той же дорогой, под насмешливыми взглядами, оценивающими ее как товар. Мария заставляет себя пройти во второй спальный вагон и с облегчением вздыхает, оказавшись в тамбуре за ним.

– Вы тоже ищете мир и покой?

Мария вздрагивает. Тамбур тускло освещен и как будто сплошь состоит из шкафов и ящиков, но за ним осталось небольшое свободное пространство возле одного из окон, где человек может устроиться почти незаметно для других. Высокий пожилой мужчина поднимается, разгибаясь, с низкой скамьи, на которой сидел.

– Я не хотел напугать вас, – говорит он.

– О нет, вы не напугали… То есть я просто не ожидала кого-то здесь увидеть.

Мария надеется, что не выглядит слишком смущенной, но мужчина, похоже, не видит ничего странного в ее появлении.

– Это мое убежище, – заговорщицки объясняет он. – Другие пассажиры сюда не заходят, а команда меня не трогает. Но, разумеется, я буду счастлив поделиться им с вами.

– Не хочу вас беспокоить, – начинает она, но замечает в его руках полевой бинокль.

– Да, это против всех рекомендаций, я знаю, – говорит мужчина. – Но я все время наблюдаю. – Он кивает на окно, затем опускает взгляд к биноклю, который вертит в руках. – Все время наблюдаю, – повторяет он, и Мария замечает, что его глаза затуманись.

– Вы