— Снова верно. Не ради ядра, которое ты испортил, и не ради оставшейся мелочи. Но мне не нравится твоя ехидная улыбка... — Мириот сам улыбнулся, не сводя с меня глаз. — А ведь верни я тебя, и мне не только бы простили тот фиал и Ядожорку, но и... к примеру, вырезали бы своих прикормленных и так нужных им Тигров по одному моему слову, а остальные ватаги на долгие годы прикусили бы языки.

Я и впрямь перестал улыбаться. Как там говорил сам Волк? Не слишком ли велики ставки?

— Но сегодня я вдруг понял, что и этого оказалось бы мало.

Стоящий напротив Волк внезапно повысил голос, теперь его было слышно отчётливо на весь лагерь.

— Верно, парни? Ставки стали так высоки, что кровь просто кипит! Этакого таланта хватило бы Ордену, чтобы разом решить свои беды лет на пять. Одним им можно было откупиться от вилорцев на все эти годы. Жаль... Жаль, что Волки — честные наёмники, а не фракция Пояса, и подачка нам не нужна.

Мириот смолк, обвёл взглядом лагерь, повторяя мой недавний поступок и презрительно сплюнул:

— Расплачиваться духом за чёрствую лепёшку? Волки слишком горды для этого. Её мы и сами заработаем всегда... Тем более стоя у самого порога сокровищницы. Верно?

Я считал, что это лишь мысли вслух, но Таори внезапно ответила:

— Волки славятся верностью. На этом стояла ватага, когда я пришла в неё сопливой девчонкой. На этом и будет стоять до тех пор, пока я жива, первый брат. Свои голоса мы отдали тебе на совете и теперь будем идти за тобой до конца.

— У нашего «Ключа» столько тайн, что ихнии подачки нам и не нужны. Уже понятно, что в город мы войдём.

— Верно, Вартус, наш паренёк похож на шкатулку с секретом.

При этих словах я сам прищурился, не хуже, чем Мириот недавно. С каких пор я ваш? Это висящий надо мной контракт искателя позволяет тебе, Волк, считать меня собственностью? Но сам глава ватажников всё ещё смотрел на своих людей и не заметил моего недовольства. А через миг я справился с собой.

— Только думаешь, что всё в ней увидел, как открывается ещё одно — потайное отделение. И так раз за разом, — Мириот хмыкнул и повернулся. — Ладно, Леград. Ты молчишь. Я молчу. У каждого свои тайны. Только цель одна. Верно?

Я покачал головой:

— Разные. Ты обещал указать путь к Павильону Здоровья.

Мириот улыбнулся и поднял руку:

— Для начала туда — к Брату!

— Не желаешь?

Мириот кивнул на необычную лестницу. В ствол Небесного исполина по кругу, поднимаясь спиралью к вершине, годы назад были вбиты широкие и толстые деревянные плахи. За это время раны заросли, кора бугрилась, наплывая на необычные ступени так, что, на первый взгляд, они казались лишь странными короткими ветвями, выросшими так по воле природы. Именно отсюда, с площадки в кроне и глядел когда-то Гунир на город Древних. Тогда он был здесь не один.

Сюда каждый год приводят своих детей, достигших девяти-десяти лет все ватаги. Мириот рассказал, что это делается по купленному годы назад совету мудреца Шелеоста. Ещё лучше провести всё детство в подобном, полном силы Неба месте. Такое невозможно. Впрочем, тот же Мириот не отрицал, что Орден поддерживает высокий уровень энергии в пределах стен города. А выход сюда детей считается дополнительным шансом на то, что они достигнут больших высот в возвышении. Не знаю. Гуниру это особо не помогло.

И всё же шанс оглядеть город Древних с такой высоты упускать нельзя. Тем более, насколько я могу судить, никому из ватажников нет дела до этого зрелища, приевшегося им за годы, а значит вся площадка будет в нашем распоряжении. Я кивнул Волку и нырнул в круг ватажников — не пойду же я один?

— Пошли глядеть на город Древних.

— Не хочу.

Нахмурился и попробовал уговорить сестру:

— Такой шанс редко бывает у других детей. А потом войдём внутрь и это тоже будет здорово, но уже не то. Представляешь, мы посмотрим на него с высоты птичьего полёта!

— Не хочу, мне это не нужно.

Размышлял я недолго. Мелкая негодяйка, которая до сих пор не верила в то, что я смогу всё исправить. Вот он город Древних, лежит за деревьями в часе быстрой ходьбы, а она всё ещё думает, что её судьба умереть? Не дождётся! Я подхватил невесомое тело, прижал к груди и строго приказал:

— Вцепись в шею, ничего не бойся, но можешь визжать от восторга, я разрешаю. — и позвал уже маму. — Давай с нами.

Наверх мы поднимались впятером. Впереди Мириот, затем наша семья, под визг Лейлы, в которой наконец-то проснулись хоть какие чувства, и Таори за нашими спинами. Впрочем, даже я понимал сестру. На такой высоте я ещё ни разу не бывал. Даже на Пальце возле деревни в Пустоши было гораздо, гораздо ниже — никакого сравнения. Думается мне, что Чёрная гора сравнимо высока, но на её склонах не было такого захватывающего чувства, да и не поднимался я так высоко. Здесь же...

Каждый новый шаг на ту жёрдочку, что, стоя на земле казалась широкой ступенью, поднимал нас всё ближе к Небу, а бездна под ногами становилась всё глубже. Одно дело бежать по подобному исполину, упавшему на землю, поражаясь толщине его ствола. Другое — глядеть снизу вверх на его крону, качающуюся где-то высоко в небе. И третье дело, оставлять землю в бесконечной дали под ногами.

Повернув голову вправо, я бросил взгляд на маму. Всё хорошо. Лицо необычно бледное, но даже не тренируясь, как я, в сливовом саду на узких брёвнышках, она всё равно без труда удерживает равновесие. Возвышение Воином словно отточило в ней все те качества, что позволили ей выдерживать тяготы в Пустошах. Перехватив поудобнее Лейлу и улыбнувшись очередному испуганному оханью, двинулся дальше. Уже немного осталось.

С дощатой площадки три на три шага, которая надёжно расположилась в развилке ветвей кроны, хорошо был виден город Древних. Дальше Небесные деревья редели и резко мельчали, становясь все ниже и не заслоняя обзора. Мириот ни словом не соврал недели назад, когда обещал, что я найду здесь лекарство. Выглядело так, словно город всё ещё был полон жизни. Пустые улицы? Не в счёт. Может богатеи ещё спят, а слуги заняты, готовя завтрак и наводя порядок внутри зданий.

Мириот не обманул и в другом. Черта города была обозначена даже не стеной, а оградой, высотой мне по пояс, не больше. До неё была полоса снега, а сразу за ней начинались огромные чистые дворы, огороженные лишь чуть более высокими преградами. Если изгороди мне по грудь могли хоть кому-то преградить путь. Я поинтересовался:

— По рассказу Гунира здесь должна быть половина города в руинах. Почему я вижу лишь один разрушенный дворец?

— Не ты ли мне объяснял, что Гунир хотел выставить тебя передо мной лучше, чем ты есть на самом деле? — Мириот усмехнулся. — Здесь похоже случилось наоборот. Я прихожу сюда каждый год, первый раз поднялся на это дерево двадцать восемь лет назад. И даже тогда город не был так сильно разрушен, как наплёл тебе сын Вагнира. Скажу больше, с каждым разом я вижу всё меньше разрушений. Думаю, что уже мой внук будет смотреть на полностью целый город Древних.